- Ошибка
Франция, Сен-Маргерит: По следам Железной Маски
Светило солнышко, вдали синели горы, впереди голубело море. По желтостенной Rue du Port мы спустились с холма Суке. У нас было полдня на прогулку по Каннам, перед тем как автобус должен был унести нас на запланированную экскурсию по владениям князя Гримальди.
Перед тем, как осваивать бульвар Круазетт, мы решили выйти на набережную Круазьер. Именно оттуда, по нашим сведениям, отправлялись катера (в путеводителе они почему-то названы паромами) на острова Леринского архипелага. Основных островов (не считая отдельных скал) всего двое – это ile Saint-Marguerite и ile Saint-Honorat, то есть, острова Святой Маргариты и Святого Оноре. Именно первый из них и интересовал нас больше всего. Ибо именно он сыграл в свое время не последнюю роль в формировании мифа, известного нам как «железная маска» (мифа, спросите вы? то есть, никакой «железной маски» на самом деле не было?.. ну почему же, была. Но и ИФ тоже был). В первоначальных планах было всего лишь провести рекогносцировку, узнать точно место и время отправления, а затем придти сюда не торопясь в последний день нашего пребывания в Каннах, который должен был быть у нас практически свободен. Но вот, пробравшись по узкому молу мимо широкого ассортимента разных парусных и моторных суденышек, мы оказались около кассы, где выяснилось, что теплоходик на Сен-Маргарит отходит буквально через три минуты. Моментально было принято решение – не откладывать на послезавтра то, что можно сделать сегодня. И вот, заплатив 11 евро, мы оказались на борту синеснежного катамарана «Жюль Верн IV». Более ожидаемо, конечно, было бы увидеть на его борту названия типа «Эрколе Маттиоли» или «Эсташ Данже», в крайнем случае – «Король-близнец» или «Жертва адюльтера». Впрочем, Жюль Верн тоже немало воспевал дух приключений и путешествий; нельзя забыть и о том, что первые профессиональные шаги он сделал с помощью того же Александра Дюма. Между тем за кормой раскрывалась панорама бухты Канн. Даже если бы не перспектива попасть в знаменитый форт, вид с палубы уже оправдывал затраченные средства. Интересно, восхищался ли видом бухты господин де Сен-Мар, прибывший на остров Сен-Маргарит в 1687 году в качестве нового губернатора? В XVII веке здесь был всего лишь рыбачий поселок да небольшой замок Кастр на холме, с которого мы спустились. До расцвета Канн как города-курорта оставалось еще двести лет. Однако по сравнению с горным фортом Эгзиль в Пьемонте назначение на Леринские острова Сен-Мару казалось раем. В своем письме от 27 января он искренне благодарит военного министра Лувуа за это назначение и заверяет, что приложит все усилия к тому, чтобы доставить неузнанным из Эгзиля заключенного, который находится под его ведением уже много лет. «Я могу заверить вас, монсеньор, - писал Сен-Мар уже 3 мая, - что никто не видел его, хотя тщательность, с какой его охраняли, у многих вызывала желание узнать, кто бы мог быть этот мой заключенный…». Сен-Мар также отмечал, что заключенный плохо перенес дорогу, что он болел и ему не хватало воздуха. Этот и заключенный и был «железной маской», миф о которой начинал складываться уже в то время. Слухи в таинственном заключенном начали гулять по Провансу. Но вот кто скрывался под маской (скорее всего, не железной, а бархатной, возможно – с металлическим ободком)? В переписке Лувуа и Сен-Мара этот узник никогда не называется по имени, а только лишь «старым заключенным». С легкой руки Вольтера, который услышал о «железной маске», попав в Бастилию через 14 лет после того, как там скончался таинственный узник, получила хождение версия о брате Людовика XIV. А талант Александра Дюма принес этой версии истинную популярность, дав основу для массы экранизаций. Однако предположений о том, кем именно был узник в железной маске, выдвигалось немного больше. В книге Жана-Кристиана Птифиса приводится пятьдесят версий, выдвигавшихся в разное время. Под «железной маской» готовы были увидеть и герцога де Бофора, и Николя Фуке, и чернокожего ребенка королевы Марии Терезии, и даже – Жана-Батиста Мольера, знаменитого комедиографа. Но наиболее вероятными кандидатурам в ученом сообществе считаются две кандидатуры – итальянский дипломат Эрколе Маттиоли и некий слуга (неизвестно чей) Эсташ Данже. Маттиоли пытался помочь Людовику XIV заполучить итальянскую крепость Казале, но обманул и поставил в глупое положение перед всеми европейскими дворами. За что был арестован Эсташ Данже – неизвестно; скорее всего, это было связано с поручениями его хозяев или тайной, которую он выдал. Ж.-К. Птифис, изучивший массу тюремной отчетности и бюрократической переписки, приходит к выводу, что под маской скрывали именно Эсташа Данже. Между тем, не успели мы вспомнить основанные этапы судьбы несчастного узника, как наш «паром» причалил к острову Святой Маргариты. По каменной пристани мы добежали до песчаного пляжа, а оттуда по узкой тропинке поспешили в форт. На его штурм у нас было менее полутора часов. Дорога вьется вдоль побережья. По берегам – густые заросли разнообразных растений, изредка перемежаемые аутентичными домиками. Остров с фортом должен, по идее, быть мрачной каменистой скалой с минимумом растительности. Но Сен-Маргерит – совсем иное. Здесь все цветет и пахнет. Вспомним, что писал об острове Александр Дюма: «Когда они подъезжали к берегам острова, им показалось, что перед ними обетованная земля. Остров был полон цветов и плодов; его возделываемую часть занимал губернаторский сад. Апельсиновые, гранатовые и фиговые деревья гнулись под тяжестью золотых и фиолетово-синих плодов. Вокруг сада, в невозделанной части острова, красные куропатки бегали в кустах можжевельника и терновника целыми стаями, и при каждом шаге Рауля или Атоса перепуганный насмерть кролик выскакивал из зарослей вереска и несся к своей норе. Этот блаженный остров был необитаем. Плоский, имеющий лишь одну бухту, в которую входили все прибывавшие сюда лодки и барки, он служил для контрабандистов временным убежищем и складом. Они делились своими доходами с губернатором и взяли на себя обязательство не обворовывать сада и не истреблять дичи. Благодаря столь счастливому компромиссу губернатор довольствовался гарнизоном из восьми человек, охранявшим крепость, в которой ржавело двенадцать пушек. Таким образом, этот губернатор был скорее удачливым фермером, собиравшим в свои погреба виноград, фиги, масло и апельсины и раскладывавшим сушить лимоны и померанцы на солнце в крепостных казематах». По Дюма, таинственного узника в крепость привозит д’Артаньян, а Сен-Мар уже является к тому времени губернатором этого острова. На самом деле, конечно, все было не совсем так – как мы знаем, «железную маску», кем бы она ни была, Сен-Мар привез с собой из Эгзиля. Но вот насчет различных дополнительных доходов, которые получал губернатор острова… это может быть близко к истине. Иначе почему бы Сен-Мара потребовалось так долго уговаривать впоследствии переехать к новому месту службы – комендантом Бастилии? Барбезье, сын Лувуа, сменивший его на посту (как Лувуа сменил своего отца Ле Тейе), дважды писал Сен-Мару о новом назначении, и тот, всегда готовый «взять по козырек», согласился на переезд, только когда ему детально расписали все выгоды, которые он мог получить, будучи комендантом Бастилии. «Атос и Рауль некоторое время шли вдоль забора, окружавшего сад, в тщетной надежде встретить кого-нибудь, кто бы ввел их к губернатору. В конце концов они нашли вход, через который проникли в сад. Это был самый жаркий час дня. В это время все прячется в траве или под камнями». Нашли вход и мы - правда, не в сад, а в саму крепость. Высокие ворота, отдельная сторожка привратника, где сейчас продают билеты (не о ней ли пишет Дюма: «…Атос заметил солдата, который нес на голове нечто похожее на корзину с провизией. Этот человек через мгновение показался уже без корзины и исчез в тени сторожевой будки»). Синий и оранжевый – вот цвета, в которых сделан форт. Ярко-синее небо и густо-рыжие стены казарм. В форте было пустынно, что давало порой возможность представить, что мы не в XXI, а в XVII веке. Узкие проходы между домами – здесь жили солдаты и офицеры, их жены, священник, иная обслуга. В церковь Святой Маргариты узников водили к мессе. Когда-то здесь было, наверное, более оживленно – ходили строем солдаты, сплетничали торговки, возможно, бегали дети. Вот сейчас у одной из дверей оставили пластиковую коробку с какими-то бумагами – а в XVII веке здесь также могла стоять корзинка со свежестиранным бельем или свежевыпеченным хлебом. Далеко не все узники содержались в суровых условиях. Некоторые могли без охраны гулять по территории форта, подходить к каменной стене, облокачиваясь, смотреть на такие близкие и такие далекие Канны, завидовать морским птицам, для которых ограда крепости не была преградой. Кстати, некоторые из узников не упускали возможности приблизить свободу. Достоверно известно, что как минимум один – шевалье Бенуа ле Тезю, заточенный в крепости по воле своего отца, благополучно бежал именно в губернаторство Сен-Мара в 1693 году. А через три года, убив шпагой солдата, из крепости бежал некий Ги д’Этанс – также «узник семьи». Скорее всего, при побеге с острова ему удалось захватить какую-то сумму денег и подкупить одного из рыбаков. Но, возможно, он переплыл пролив вплавь. Когда читаешь об острове Сен-Маргарит источники, то поневоле воображаешь его себе чрезвычайно удаленным и глухим местом. Но интересно, что если бы сбежавший узник, плывя на свет береговых огней, перенесся бы и во времени на триста с небольшим лет, то сейчас он бы устало выбрался на песчаный пляж как раз около Каннского дворца фестивалей, и, пройдя всего несколько метров по Бульвару Круазетт, смог бы посмотреть на кинодив, идущих по красной дорожке. Конечно, если бы для побега он бы выбрал конец мая. Слева – одноэтажное здание из некрашеного известняка, примыкающее к крепостной стене. Именно в нем и были оборудованы Сен-Маром две камеры для наиболее охраняемых преступников. Заходим внутрь. Снимать официально запрещено, поэтому прячем зеркалу в футляр и жуликовато щелкаем портативным кэноном. Камера - не сказать, чтобы была просторной, но и отнюдь не «каменная дыра». На глазок – метра 5х5. Сквозь решетку, если подтянуться к ней на руках, или привстать на что-то, можно увидеть море и кусочек берега. Зимой узники могли обогреваться камином. Интересно был устроен туалет – вот такое сидение с дыркой. Дыра уходит через крепостную стену прямо на берег. При наличии сообщников так легче всего было бы передавать на свободу весточки. Вот видите – справа окна камер? Казематы практически нависают над берегом. Небольшой предмет, выброшенный сквозь санитарную дыру, да еще в ночное время, заметить часовому практически невозможно. У Дюма, правда, попытка передать сообщение на свободу описана немного иначе: «Внезапно Атос услышал, что кто-то зовет ею; подняв голову, он увидел между решетками высокого окна что-то белое, словно то была машущая рука, затем что-то блестящее, словно то было оружие, на которое попали солнечные лучи. Прежде чем он отдал себе отчет в, том, что видит, ослепительная полоса, мелькнувшая в воздухе и сопровождаемая свистом быстро падающего предмета, отвлекла его внимание от башни на землю. Второй, на этот раз глухой звук раздался во рву, и Рауль, побежав на звук, поднял серебряное блюдо, откатившееся в сторону и слегка засыпанное сухим песком. Рука, швырнувшая блюдо, сделала знак обоим дворянам и тотчас же исчезла. Рауль подошел к Атосу, и они оба принялись рассматривать запылившееся при падении блюдо. На нем кончиком ножа была выцарапана надпись, гласившая следующее: "Я брат французского короля, сегодня узник, завтра умалишенный. Дворяне Франции и христиане, молитесь господу и душе и разуму потомка ваших властителей». Конечно, сразу встает вопрос – где в это время находились Атос и Рауль? Если они шли с той же стороны острова, где сейчас причаливают прогулочные суда (и это логично – эта сторона ближе к Каннам), они бы никак не оказались под крепостными стенами, куда выходят окна камер? Правда, с другой стороны от форта – это заметно по фотографии – тоже есть небольшая пристань. Возможно, что там высаживались на берег и в XVII веке – во всяком случае, для контрабандистов, возможно, этот причал был удобнее. Но тогда как понимать то, что они некоторое время шли мимо забора, нашли вход в какой-то сад и т.д.?.. Дополняет нестыковки и еще одна деталь. Через три решетки с довольно узкими ячейками выкинуть какой-либо большой предмет просто невозможно. Через него невозможно даже помахать рукой. Но вот выкинуть небольшую тарелку через «туалетное» отверстие – вполне можно. Может быть, романтик Дюма, просто не хотел писать о таком неэстетичном способе? Или, что тоже возможно, к моменту написание не побывал на острове Сен-Маргарит? Это самое простое объяснение должно нас удовлетворить, тем более, что расхождений с реальной историей у Дюма и так немало. Но есть и еще одно объяснение, снимающее эти нестыковки. Дело в том, что когда Сен-Мар привез своего «старого заключенного» на остров, укрепленная камера для него еще не была готова. Поэтому временно его поместили в камеру, ранее выстроенную для ле Тезю. Именно в это время ле Тезю вновь получил возможность гулять внутри форта, которой он лишился некоторое время назад из-за дерзкой выходки, после которой ему построили «за домом губернатора на Левантийском берегу своего рода казарму размером не более монашеской кельи». В этой-то камере и могли видеть узника Атос с Раулем. Насколько строгим был режим узника? Из развлечений у него было (возможно) только чтение Библии или иных религиозных книг. Возможно впрочем, что, как и многие другие узники, он пробовал свои силы в живописи и графике (вспомним герцога Бофора и его цикл картин из жизни Мазарини!). Во всяком случае, при реконструкции камер в одной из них были открыты неплохо сохранившиеся трогательные картины одного из узников. Сен-Мар частенько обыскивал заключенных, но, если бы у Железной маски было желание, узник мог бы попробовать написать что-то на своем белье и спрятать в камере – как это сделал ирландский лейтенант Донахью, попавший на Сен-Маргерит в конце XVIII века по воле родственников своей возлюбленной. Ему удалось дожить до освобождения в связи с Французской революцией, а не так давно при реставрации камеры нашли спрятанное им письмо. Не выдуман и обычай писать что-либо на посуде. Протестантский пастор Пьер де Сельв, называвший себя также Вальсеком, попал на Сен-Маргарит в связи с отменой Нантского эдикта. В музе можно увидеть тарелку, на которой он сверху написал свой девиз – «Лилии между колючек» (если я правильно его перевел). Удалось ли пастору передать что-либо на волю – неизвестно. В романе Дюма подобные попытки пресекаются жестко – Атоса и Рауля сначала чуть не застрелили часовые, а потом они ели избегли ареста – с помощью д’Артаньяна, вынужденного тюремщика Железной маски. Так двое старых друзей и молодой Рауль встречаются вместе. Это грустная встреча. Рауль отправляется в военный поход с герцогом Бофором, имея намерение погибнуть там. Атос чувствует, что эта погибель осуществиться. Д’Артаньян, пожалуй, в лучшем положении – он в фаворе у короля, но должность тюремщика, хотя бы и почетная, не по нему. Кроме того, настроение друзей е может ему не передаваться… « Сен-Мар отправился проверить посты, оставив д'Артаньяна в обществе мнимых испанцев. - Вот, - заговорил мушкетер, - жизнь и сожитель, которые мне очень не по душе. Этот человек находится у меня в подчинении, а он, черт возьми, стесняет меня!.. (…) Еще в начале этого разговора Рауль с тяжелою головой и стесненным сердцем присел на поросший мхом камень, положив свой мушкет на колени. Он смотрел на море, смотрел на небо и слушал голос своей души. Он не стал догонять охотников. Д’Артаньян заметил его отсутствие и спросил: - Он все еще страдает от раны? - Да, но он ранен насмерть, - вздохнул Атос. - О, вы преувеличиваете, друг мой. Рауль - человек отличной закалки. У всех благородных сердец есть еще одна оболочка, предохраняющая их, словно броня. Если первая кровоточит, вторая задерживает кровотечение. - Нет, - ответил Атос, - Рауль умрет с горя. - Черт возьми! - мрачно проговорил д’Артаньян». Хотелось бы задержаться в форте подольше, побродить по теплой пыли, по ржавым булыжникам, из которых чудом растут красные, будто из гофрированной бумаги, маки. Но скоро должен прибыть наш «Жюль Верн IV». Мы спускаемся к пристани и вот форт уже всего лишь силуэт на фоне синего моря. Прощай, Сен-Маргарит. Мы счастливее Железной маски – у нас есть свобода. Пусть кто-то и назовет ее призрачной или неполной – все равно. Поспешим ей воспользоваться. |