Трамвай Желание (Театр Приют комедианта) в Санкт-Петербурге 2021, афиша и билеты | 26 апреля 2021 — 10 мая 2021
Уважаемые зрители! У вас есть возможность приобрести электронные билеты без ограничений.
За двое суток до начала мероприятия бронирование билетов не осуществляется (бронь действует 20 минут).
Теннесси Уильямс
ТРАМВАЙ «ЖЕЛАНИЕ»
Лирическая драма
СПЕКТАКЛЬ СЫГРАН БОЛЕЕ 200 РАЗ!
Избалованная аристократка Бланш Дюбуа приезжает в Новый Орлеан. Поселившись в доме сестры и её мужа, простого рабочего Стэнли Ковальски, она смело высказывает своё мнение о жизни окружающих. Бланш до невозможности педантична в отношении своего возраста и внешности, потому что от этого зависит её успех у мужчин, которых он выбирает, кажется, без особого разбора. Высокомерный нрав Бланш сталкивается с куда более закоренелым и простым нравом жителей небольшого рабочего квартала. Стэнли пытается сбить спесь с самовлюбленной леди и разбить её иллюзии. Его оскорбительные издевки и нападки срывают с Бланш маску высокомерия и чванства, под которой, как оказалось, скрывались отчаянная боль и страдания.
Режиссёр-постановщик — Михаил Бычков (лауреат Премии им. К. С. Станиславского)
Художник-постановщик — Эмиль Капелюш
Музыкальное оформление — Владимир Бычковский
Награды и признание
Спектакль — номинант Национальной театральной премии «Золотая маска» (2007),
Участник «Петербургского театрального сезона в Праге» (2007).
Действующие лица и исполнители:
Бланш Дюбуа — Марина СОЛОПЧЕНКО (Заслуженная артистка России)
Стелла, её сестра — Наталья ТКАЧЕНКО
Стенли Ковальски, муж Стеллы — Денис КИРИЛЛОВ
Митч — Александр РОНИС
Митч — Антон СЫЧЕВ
Митч — Антон МОШЕЧКОВ
Юнис — Татьяна ПОЛОНСКАЯ (Заслуженная артистка России)
Стив — Александр ГЛЕБОВ
Молодой человек, Пабло — Фёдор КЛИМОВ
Врач — Николай ФЕОКТИСТОВ
Продолжительность: 3 часа 20 минут, спектакль идёт с одним антрактом.
Премьера — 25 июня 2005 года.
Фото и видео
| Организатор мероприятия: | СПб ГБУК «Государственный Драматический театр «Приют Комедианта» |
| ИНН/ОГРН: | 7812044660/- |
| Юридический адрес: | 191023, г.Санкт-Петербург, ул.Садовая, 27/9 |
афиша и отзывы о спектакле в Санкт-Петербурге
Что ВсёКонцертыФильмы в прокатеСпектакли в театрахАвтособытияАкцииБалБалет, операБлаготворительностьВечеринки и дискотекиВыставкиДень городаДень ПобедыДень снятия блокадыКинопоказыКонференцииКрасота и модаЛекции, семинары и тренингиЛитератураМероприятия в ресторанахМероприятия ВОВОбластные событияОбщественные акцииОнлайн трансляцииПраздники и мероприятияПрезентации и открытияПремииРазвлекательные шоуРазвлечения для детейреконструкцияРелигияСобытия на улицеСпектаклиСпортивные событияТворческие вечераФестивалиФК ЗенитШкольные каникулыЭкологические событияЭкскурсииЯрмарки
Где
ВездеАдминистрации р-новКреативные art заведенияПарки аттракционов, детские развлекательные центрыКлубы воздухоплаванияБазы, пансионаты, центры загородного отдыхаСауны и баниБарыБассейны и школы плаванияЧитальные залы и библиотекиМеста, где играть в бильярдБоулингМагазины, бутики, шоу-румы одеждыВерёвочные городки и паркиВодопады и гейзерыКомплексы и залы для выставокГей и лесби клубыГоры, скалы и высотыОтели ГостиницыДворцыДворы-колодцы, подъездыЛагеря для отдыха и развития детейПрочие места отдыха и развлеченийЗаброшки — здания, лагеря, отели и заводыВетеринарные клиники, питомники, зоогостиницыКонтактные зоопарки и парки с животнымиТуристические инфоцентрыСтудии йогиКараоке клубы и барыКартинг центрыЛедовые катки и горкиРестораны, бары, кафеКвесты в реальности для детей и взрослыхПлощадки для игры в кёрлингКиноцентры и кинотеатрыМогилы и некрополиВодное поло.
Когда Любое времясегодня Пт, 2 апрелязавтра Сб, 3 апрелявоскресенье, 4 апреляпонедельник, 5 апрелявторник, 6 апрелясреда, 7 апрелячетверг, 8 апреляпятница, 9 апрелясуббота, 10 апрелявоскресенье, 11 апреля
35 Отзывов. Спектакль «Трамвай «Желание». Театр «Приют комедианта»
Одной из целей моего посещения одноименного спектакля, в театре Приют Комедианта, была цель разгадки, таинственного, многообещающего, необыкновенного, но, как мне всегда казалось, пустого названия: «Трамвай «Желание»… Может, я открою для кого-то секрет, когда скажу, что в основе пьесы Уильямса ни много ни мало – мир женщины, перипетии ее драматичной судьбы, ее психологический портрет, ее борьба с окружающей средой и индивидуумами человеческого рода, – мир женщины конкретной и женщины вообще. Дюбуа-Солопченко – это целый мир – мир, прежде всего, внутренний, с обманными внешними проявлениями, мир диковинный и в то же время натуралистичный, мир крайностей, но крайностей не в диапазоне: великая радость – великая скорбь, а в амплитуде колебаний: природная духовная чистота – развращенная, по ряду причин, плоть (не развратная, в этом глубинная разница, а развращенная, по сути, отданная в полусумасшествии на поругание).
Трагичное повествование о жизни и, считай, смерти Бланш Дюбуа происходит на фоне ее непростых взаимоотношений с мужем ее родной сестры Стеллы, неким Стенли Ковальским, в чей дом она приезжает погостить (приезжает погостить – это на словах, на деле – сделать безвременную остановку, т.к. своего угла у Бланш больше нет – жить ей негде). Тут уж – при всем своем брутальном арсенале – выступает Александр Баргман. Герой Баргмана буквально уничтожает последнюю сцепку Бланш Дюбуа с миром, испепеляет ее неожиданно возникшую, словно самим Господом ниспосланную, спасительную надежду на нормальную – ПРОСТО НОРМАЛЬНУЮ жизнь. О чем-то особенном и великом несчастная уже и не помысливает, вернее, помысливает, но опять же, исключительно на словах. Мол, есть у нее на примете один миллионер, и так далее… Противостояние Бланш – Стенли, Солопченко – Баргман и по своему накалу, и по своей сути, и по заложенным в нем драматизму и правдоподобию – одно из самых ярких и увлекательных явлений конфликта на петербургской сцене – столкновения полудобра и полузла, т.е. двух составляющих человеческой жизни, но без обобщающей идеи, мешающей порой уверовать в истинность происходящего, пропустить предлагаемые со сцены обстоятельства через себя, т.е. противоборство судеб (речь уже не о характерах), без гипербол и символизма… «Трамвай…» Ясно, почему не такси, не автобус. У тех – больше свободы. А здесь – марш на рельсы, и никакого руля. Так что же автор пьесы хочет сказать данным названием, что жизнь человеческая предопределена, остановки, маршрут и даже траектория движения заранее известны? Желай не желай, другого пути и других мест пребывания, пусть и временного, не будет? Или это ЖЕЛАНИЕ ежедневно постукивает за окном своими чугунными колесами, дребезжит и дает сигналы – предостережения: бросай все, уезжай отсюда? Может, это глас Хроноса, предупреждающего, что все мы смертны и скоро конец? Постановка театра Приют комедианта по одноименной пьесе Теннеси Уильямса «Трамвай «Желание» не разоблачает секрета названия, а если и разоблачает, то частично, двусмысленно.
И нет, по-прежнему, не совсем – нет, а да – не одномерно и масштабно. Означенный спектакль не о трамвае и желании, а о жизни, во всей ее универсальности и полноте, – о жизни внешней и внутренней, а значит: и о трамвае, и о желании тоже. Сокращенная версия статьи. Текст полностью читайте на Портале «Жизнь – театр» : спектакль «Трамвай «Желание», театр Приют комедианта . Материал проиллюстрирован многочисленными уникальными фото.
ТЕННЕССИ УИЛЬЯМС ЗА «ЖЕЛЕЗНЫМ ЗАНАВЕСОМ»
Т. Уильямс. «Трамвай „Желание“».
Театр «Приют Комедианта».
Режиссер Михаил Бычков, художник Эмиль Капелюш
Т. Уильямс. «Лето и дым».
Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Режиссер Александр Бельский, художник Николай Слободяник
Нет ничего удивительного в одновременном появлении в петербургской театральной афише сразу двух «Уильямсов», ведь за эти десятилетия он как будто бы стал нашим «национальным» драматургом. Какой же русский не хочет поставить (или сыграть) Уильямса?! И ставят, и играют… Но вот какая странность: выдающийся Гамлет, мощный Калигула, незабываемая мамаша Кураж или потрясающий Войцек хотя бы изредка, но все же появляются. При этом какие бы режиссеры ни ставили, какие бы актеры ни играли, нет ни одной более или менее замечательной Бланш Дюбуа или Лауры Уингфилд! И среди множества постановок нет ни одной значительной, вошедшей в историю русского театра второй половины ХХ века. «Трамвай „Желание“» А. Гончарова, «Лето и дым» А. Эфроса, «Татуированная роза» Л. Додина и «Стеклянный зверинец» Г. Яновской — эти лучшие спектакли все-таки не открыли «русского» Уильямса. Традиция постановок Уильямса так и не сложилась до сегодняшнего дня, но зато закрепились «штампы» и «приемы», которые не меняются десятилетиями, и прекрасное подтверждение тому — петербургские премьеры.
Когда я узнала, что Михаил Бычков будет ставить
«Трамвай „Желание“» в котором Бланш сыграет
Марина Солопченко, а Стенли — Александр Баргман,
я не поверила.
Более… неожиданное (употребим деликатное
слово) распределение трудно представить.
Поэтому, идя на спектакль, я корила себя за то, что,
ратуя за свободный от «штампов» подход к Уильямсу,
сама же нахожусь во власти стереотипов — например,
желаю видеть Бланш изящной блондинкой (ага,
может, мне еще черного Отелло подать?!). Короче говоря,
«штампам» — бой!
Но с первых же сцен спектакля стало очевидно, что, несмотря на неожиданное назначение актеров, предстоит увидеть уже знакомую историю про то, как «звероподобный герой» выживает «страдающую, наделенную тонкой духовностью»* героиню.
Для А. Баргмана задача «вести себя как животное» не составила труда: рычать, кричать, шуметь он натренировался в «Ваале». Казалось, что единственная задача этого Стенли — оттенять «тонкую духовность» героини. А что еще делать актеру в такой скучной и уже не актуальной пьесе, какой представил нам ее режиссер?
Стенли Марлона Брандо в знаменитом фильме Элиа Казана был олицетворением нарождающегося «мира потребителя», он возвещал о скором приходе «нового человека», впоследствии названного «массовым». Тогда, в начале пятидесятых, этот человек был страшен, потому еще существовали — другие, «не массовые». Но сегодня «„массовый человек“, который казался таким ужасным в постановке Элиа Казана, стал нормой»*, нас уже не напугаешь каким-то там Стенли, даже если он очень громко орет со сцены. Ведь та «эпоха потребителя», приход которой страшил чудака Уильямса, давно наступила. А мы — ничего, живем и не боимся. Так что же должен символизировать Стенли Александра Баргмана, каков он, «массовый человек» нового тысячелетия, и чем он страшен?
М. Солопченко (Бланш). «Трамвай „Желание“». Фото В. Григорьева
Глядя на Стенли—Баргмана, я вспомнила, как
в финале спектакля «Даже не знаю, как начать»
Такого театра актеры вслух перечисляли, кто что любит.
Баргман сказал: «Я люблю комфорт». Вот! Вот
что мог бы сказать Стенли в две тысячи пятом году,
ведь он — герой «мира потребителя». Он любит комфорт,
а поселившаяся в доме свояченица этого комфорта
его лишила: сексом с женой не заняться — «все
время приходится опасаться, что услышит», друзей
не пригласить, потому что «ведь не скажешь заранее,
как она отнесется», в нижнем белье по дому не прогуляться
и т. д. Но главное — Ковальским некомфортно
с Бланш, потому что ее ужасает устройство этого
мира, она ощущает огромную пропасть между тем,
«как есть в жизни», и тем, как «должно быть». А их
благополучие зиждется на установке: «незачем мне
выкарабкиваться, мне и так неплохо». Все дело в том,
что Стенли Ковальский в начале двадцать первого
века — не «жестокий „зверь“, видящий смысл существования
в плотских утехах»*, не исключительное
чудовище и «начинающий фашист»**, а хороший
парень, примерный семьянин, сосед по лестничной
площадке, и страшен он именно этой своей «обычностью». Будь Стенли на самом деле «зверем» и «фашистом», то можно было бы всю эту историю рассматривать
как единичный случай, а пьесу Уильямса
как мелодраму: уходит неразрешимость проблемы.
Значит, Бланш, которая «все уже, пошла на слом»,
могла бы спастись, окажись ее зять не таким исключительным
злодеем, а простым, обыкновенным,
пусть и не очень приятным человеком. Предъявляя
нам Стенли-«зверя», рассматривая пьесу как противостояние
двух людей, режиссер транслирует мысль:
Бланш погибла случайно. Мы, посмотрев спектакль,
можем жить и радоваться, что на нашем пути не
встретился подобный отморозок.
Но если бы Уильямс считал гибель своей героини
случайностью, то не была бы каждая его последующая
пьеса безнадежнее
предыдущих и спустя
десятилетия герои и
сам автор не испытали
бы «благотворное влияние
запертых дверей»
психиатрических лечебниц
(«Крик»).
Нет, у драматурга
и у его героев в
этой жизни нет выхода,
и не особенные злодеи
и обстоятельства
«вытесняют» их из этого
мира в мир иллюзий,
галлюцинаций и боли, а
сама жизнь отторгает их.
Они не могут приспособиться
к ней, и потому
Бланш все время говорит
неправду («не то, как
есть, а как должно быть в
жизни»), а Альма знает,
что «жизнь непостижимо
сложна, и едва ли кто
из нас имеет право осуждать кого бы то ни было за его
поведение». И драматург солидарен со своей героиней,
он не осуждает никого, а значит, и Стенли в том
числе. Для Бланш и Стенли борьба друг с другом —
это часть их борьбы за выживание, за то, чтобы «вести
свой забег в этой житухе по маленькой», как говорит
Стенли. Но советские, а вслед за ними и современные
российские режиссеры, как можно убедиться
на примере постановки М. Бычкова, предпочитают
видеть в страшных, бытийных драмах Уильямса
«домашние» истории.
«Трамвай „Желание“». Сцена из спектакля. Фото В. Григорьева
«История», которую я наблюдала в «Приюте
Комедианта», масштабом соответствовала размерам
сцены — неглубокая и камерная. Все дело происходило
на кухне, созданной Эмилем Капелюшем. По
некоторым приметам можно было догадаться, что
кухня эта, скорее всего, американская: высокие, как
в баре, табуреты, жалюзи. И еще — какие-то ажурные
деревянные рамы, нависшие, как лепестки подсолнуха
или как расходящиеся в разные стороны
лучи солнца. Это сооружение создает некий подиум,
на который ступает героиня, для того чтобы произносить
монологи. Поднявшись на подиум и воздев
руку, Бланш—Солопченко призывает: «Сестра
моя! Не предайся же зверю, не живи по-звериному!»
Таким образом, благодаря художнику героиня не
только духовно, но и физически оказывается выше
своей «падшей» сестры.
Многое в оформлении этого спектакля можно назвать «антиуильямсовским»: например, деревянная фактура и сочетание цветов. Когда Кочергин и Додин «одевали» в некрашеное дерево спектакль по Абрамову, это было уместно. Дерево — природный, естественный, чистый материал, он вызывает мысли о земле, корнях, преемственности. При чем же тут Новый Орлеан — «город-космополит»? Французский квартал — неестественная среда обитания: «пропащее, порченое чувствуется в атмосфере здешнего житья». В декорациях Капелюша ничего не чувствуется — чисто, стерильно, красивенько. Но именно «красивость» Уильямсу чужда. Белым колоннам «Мечты», ее глянцевой «красивости» Стелла предпочитает «забористую красоту» Нового Орлеана, и драматург, явив себя поэтом, описывает в ремарке эту «убогую окраину». Уильямс — певец трущоб, он находит красоту в том, в чем другие видят только ужас, смрад и убожество. Наоборот, то, что «нормальным» людям представляется красивым, в воображении Уильямса становится уродливым. Так, в ремарке к «Трамваю „Желание“», он воспевает грязный Французский квартал, а в пьесе «И вдруг минувшим летом» описывает самый красивый и фешенебельный Зеленый район Нового Орлеана как чудовищный сад, где «огромные цветы-деревья похожи на оторванные части тела».
Мрачное, тусклое, пастельно-сдержанное световое
и цветовое решение спектакля не передает
особенной атмосферы уильямсовского Нового Орлеана: знойного,
яркого, многоцветного, чересчур пестрого даже
для Америки. Цветовую же партитуру драматург выписывал
в своих пьесах подробнейшим образом и
особенно настаивал на сочных, грубых, «элементарных» цветах. Не обязательно буквально выполнять
требования автора, но необходимо понять, почему в
пьесах Уильямса всегда «лето и дым»: в этой атмосфере
жары, яркого солнца и резких запахов люди «угорают», и даже душу-Альму мучает ее тело.
В спектакле
лишь однажды возникает по-настоящему уильямсовский
штрих: Бланш, вернувшись утром от соседки,
после ночи в чужом доме, наверное, в стесненных
условиях, ощущает дискомфорт в несвежей одежде:
она брезгливо одергивает рукава, ежится, передергивает
плечами. Это «ощущение жизни тела» должно
быть у героев Уильямса постоянно.
В спектакле не выстроен образный ряд, нет системы символов (если не считать карикатурного подиума), а то, как режиссер поступает с авторскими символами, доказывает, что он не понимает самой природы Уильямса. Например, китайский фонарик — важный, многократно повторяющийся символ, который сама героиня в тексте расшифровывает и который мог бы стать ключом к постановке этой пьесы. Этот фонарик заменен в спектакле необязательным платком. Зачем?! Китайский фонарик — это фетиш Бланш, красивая безделушка, вроде тиары из рейнских камушков, заменяющих бриллианты, дешевенького меха, притворяющегося «белоснежным песцом», всей этой «секонд-хендовской» мишуры, которой Бланш пытается украсить реальную жизнь. Жизнь кажется ей «сальностью и хамской выходкой», наподобие голой электрической лампочки, а псевдокрасивая чужеземная безделица вселяет надежду: вдруг где-то там, в другом неведомом мире, все устроено иначе, не так, как здесь, а как «должно быть»…
Иногда Бычков пытается создать собственные
символы, например, вполне реальную мексиканку,
торгующую жестяными цветами для умерших, он
превращает в фигуру потустороннюю. В перебивках
между сценами появляется
некий идол, сидящий
в дымке, и загробным
голосом произносит:
«Flores para los muertos».
Регулярное появление
этого «мементо мори» к
середине спектакля уже
просто смешит. Однако
у Уильямса страшны не
идолы с загробными голосами,
страшна обычная
жизнь и обычные люди.
Простая бедная мексиканка,
не пугающая даже
маленьких детей, в сознании
загнанной, больной
Бланш предстает ужасающим
посланником
смерти. Бояться ужасного
— это нормально, но
как жить, когда самые естественные
и безобидные
вещи приводят в ужас?
Ужас героев Уильямса — безграничный, всеохватывающий,
нестерпимый. Герои его поздней пьесы
«Крик» приходят к выводу, что огненное пламя можно
остановить, а страх, «сжигающий» человека, — нет.
Вот о чем они, эти якобы социальные пьесы Уильямса, — о разнообразных человеческих страхах. И о самом главном, самом нестерпимом страхе — об ужасе бытия. И если в сороковых годах герою Уильямса Тому («Стеклянный зверинец») было не вырваться из дома, из социальной ячейки, в которую его запихнули против его воли, то в семидесятых герои безуспешно пытались вырваться из самих себя, из «одиночек» собственных страхов, болезней, тел.
Но ни о телах, ни об ужасе, ни о болезнях героям
спектакля в театре «Приют Комедианта» не ведомо.
Они все здоровы. И, в первую очередь, главная
героиня. Марина Солопченко уже играла в пьесе
Уильямса «Крик». И уже тогда стало ясно, что не
стоит этой очень хорошей, сложной и глубокой актрисе
играть Уильямса. Природа не та. Солопченко на
сцене производит впечатление на редкость цельного,
сильного и здорового человека, а герои Уильямса —
слабые, болезненные, израненные, нелепые, привлекательные,
но и отталкивающие тоже. По моему мнению,
Солопченко не могла сыграть Бланш не потому, что она не блондинка, а потому что не та психофизика.
Герои Уильямса жить не могут ни при каких обстоятельствах.
Этих людей не сломали, они с самого
начала были «предназначены на слом» (название одноактовки
Уильямса), такая уж порода. Актриса играет
в роли Бланш героиню Достоевского, Сонечку
Мармеладову, которую хоть и ломает жизнь, но она
помнит, что «создана по образу и подобию божьему»,
и готова нести «высокие чувства», «как знамя в нашем
походе сквозь тьму».
Когда Бланш—Солопченко в ответ на происки Стенли отвечает, что она никогда не жила в отеле с дурной репутацией, то ей веришь безоговорочно, ей вообще веришь. Эта Бланш ни разу не «прокалывается», ни разу из-под маски «учительницы» не выглядывают другие личины. А ведь их множество: перед Митчем она «ломает комедию», выдавая себя за старомодную «старую деву, учительницу»; на Стенли проверяет силу своих чар и ведет себя как профессиональная кокотка, так что он замечает: «не будь вы сестрой моей жены, я бы знал, с кем имею дело»; перед сестрой она разыгрывает «леди» и «южанку», внушая, что за десять лет не только ее прекрасная фигура, но и душа не изменились «ни на унцию» и что она до сих пор помнит «все то, чему нас учили, на чем мы выросли». Солопченко осваивает лишь одну из «ипостасей» героини.
Но от некоторых характеристик, которые кажутся
стереотипами, никуда не деться: Бланш должна
быть элегантной и эффектной женщиной. Бланш—Солопченко очень проста, а порой даже кажется
неловкой и неуклюжей, она совсем не напоминает
женщину, привыкшую «кружить головы». Ее наряды
преимущественно темных тонов, просты и скучны,
они менее кокетливы и нарядны, чем светлые платья
Стеллы, и «ее появление в здешних палестинах»
не кажется «сплошным недоразумением», она сразу
вписалась в неуют и сумрак жилья Ковальских.
Когда Бланш, неумело кокетничая, спрашивает
Стенли: «Ну, как я вам?», — а тот лениво бросает:
«Никак», — то этот ответ кажется честным. А героиня
Уильямса не оставляла мужчин равнодушными,
он сам говорил о ней: «сладострастная, демоническая
женщина»*. Но в Бланш—Солопченко чувственная природа сведена на нет. Однажды актриса
позволяет своей героине обнажить ножки до колен,
лежа на раскладушке, — момент наивысшего кокетства
и раскрепощенности Бланш.
Тема «желания, чувственного влечения решающего значения… не имеет»* — так считали советские критики, и, очевидно, режиссер М. Бычков придерживается подобного мнения. Первая встреча Стенли и Бланш, когда между ними пробежали «необъяснимые магнетические токи», обозначена в спектакле романтической музыкой, но этот «первый взгляд», которым они «назначили друг другу свидание», не имел в спектакле никакого развития. Ни разу между героями не появилось и тени страсти, они просто все время выживали друг друга, сосуществуя на тесной кухне. И тем непонятнее и необоснованнее кажется сцена, в которой, вопреки традиции, Стенли не насилует Бланш — она сама отдается ему. Этот момент, пожалуй, верен по мысли: Бланш Уильямса — такая же пассажирка «трамвая „Желание“», как и Стенли, она сама стремилась к этому «свиданию». Только не та Бланш, которую играет Солопченко.
* Неделин В. Дороги жизни в драматургии Т. Уильямса // Уильямс Т. Пьесы. М., 1999. С. 25.
В финале драматург не заставил монстра-надзирательницу уволочь Бланш со сцены в смирительной рубашке (что вообще-то было бы естественнее для Уильямса), а позволил героине уйти самостоятельно, под руку с доктором-джентльменом, со странной фразой о доброте на устах. Она уходит в тот мир, где ей будет позволено жить своими иллюзиями.
В сороковые годы психиатрическая лечебница воспринималась
Уильямсом как некое прибежище для
тех, кто не справился с жизнью. Это отношение скоро
изменится, «психушка» станет постоянным местом
действия уильямсовских пьес и будет казаться
уже не убежищем, а страшной западней, придуманной
этим миром. Ужас финала «Трамвая „Желание“»
заключается не в том, что женщину уводят в сумасшедший
дом, а в том, что после ее ухода — навсегда!
— жизнь в квартале налаживается и идет своим
чередом.
Гибель (а может быть, убийство) человека
никого не ужасает, этого попросту не замечают.
Все идет, как шло: одни занимаются любовью, другие
играют в карты.
Но это все — в пьесе. Михаил Бычков уильямсовский финал просто вымарал, так же как вымарал он «пролог» — первую сцену, представляющую жизнь квартала до прихода Бланш. Осталась только незамысловатая история про то, как бедная учительница приехала погостить к сестре и на тесной коммунальной кухне повздорила с зятем, потом неизвестно от чего сошла с ума и была отправлена туда, где ей теперь и место.
Подобного рода «женская история» была рассказана и другим режиссером на сцене театра им. В. Ф. Комиссаржевской. Про спектакль «Лето и дым» в постановке Александра Бельского все было ясно уже с момента распределения ролей, потому что в отличие от предыдущей премьеры здесь никаких неожиданностей не случилось. Кто кого привык играть, тот того и сыграл. Только пьесы Уильямса с подвохом, в них совершенно недостаточно того, чтобы героиня играла героиню, а герой-любовник — героя-любовника.
Е. Игумнова (Альма), Е. Иванов (Джон). «Лето и дым». Фото В. Постнова
Когда советские режиссеры в 60—70-е годы ставили
пьесы Уильямса вне контекста его творчества,
биографии и без учета исследовательской литературы,
их можно было понять: сквозь «занавес» эта информация
проникала тоненькой струйкой. Но сейчас
существуют интереснейшие исследовательские
статьи, «теоретики» творчества Уильямса намного
опередили «практиков». Что мешает режиссерам
ознакомиться с этими материалами? Почему режиссеру
А. Бельскому при постановке «Лето и дым» неважно
то, например, что эта пьеса писалась одновременно
с «Трамваем „Желание“»? М. Туровская
еще в 1984 году обнаружила «родственность» героинь:
«Бланш начала там, где Альма кончила, разве
что она подбирала не коммивояжеров, а солдат, пьяных
новобранцев.
А можно сказать наоборот: когда
жизнь ее пошла на слом и она приехала в дом сестры
испробовать свой последний шанс, то попыталась
воссоздать для обитателей нью-орлеанского
квартала… бесплотный, идеальный, пусть немного
смешной и жеманный облик a la Альма Уайнмиллер.
И когда прошлое, которое в пьесе „Лето и дым“ должно
стать будущим, вырывается наружу, она кончает
безумием
»*.
«Поповская дочка» Альма Уайнмиллер в исполнении Евгении Игумновой кажется такой же «хорошей девочкой», трогательной и гордой, какой была «Маленькая принцесса» Сара Кру, она так же красива и элегантна, как Мона, героиня «Безымянной звезды». Игумнова играет в точном и довольно-таки любопытном рисунке вариацию на тему девочек-максималисток, героинь Ануя (она играла их когда-то), но в ее исполнении нет двух важных для драматургии Уильямса моментов. Во-первых, не хватает масштаба, обобщения — конкретная «поповна» Альма Уайнмиллер не становится олицетворением Души («звезда» и «принцесса», но никак не «душа»). А во- вторых, в ней нет уильямсовской неоднозначности, «червоточинки», этой самой «предназначенности на слом». Все, даже самые притягательные, герои Уильямса в какой-то мере отталкивающие, они с «гнильцой», потому и не «прививаются», не срастаются с жизнью и гибнут. Ольга Яковлева, исполнившая роль Альмы в спектакле А. Эфроса, была близка к пониманию природы «уильямсовских женщин», она создала образ, полный «если и „убогости“, то прелестной, если прелести, то ущербной»*. В героине Игумновой нет этой противоречивости.
Е. Игумнова (Альма), В. Крылов (Ангел-коммивояжер). «Лето и дым». Фото В. Постнова
Художник Николай Слободяник, оформлявший
спектакль А. Бельского, создал некую условную «красивенькую» среду, только если «красивость» у Капелюша
в «Трамвае» неброская, пастельная, то в «Лето
и дым» — глянцевая.
Спектакль Бычкова — это «интеллигентный» Уильямс, все пристойно и сдержанно,
а спектакль Бельского «гламурный». Основное место
действия — подиум, по которому герои дефилируют,
произнося реплики. Комната в доме священника
представляет собой хорошенький беленький будуарчик,
обставленный, как салон Маргариты Готье,
когда она «проживала» в этом театре: изящная софа,
белое пианино, куколки и рюшечки. В том же стиле
и симпатичные платья Альмы, которые Евгения
Игумнова носит со странной для «поповской дочки» элегантностью.
Все в целом представляет собой приятное и неутомительное для глаза зрелище. И под стать оформлению та нехитрая история, которую нам рассказывает режиссер: жила-была хорошая девушка Альма, любила плохого Джона, он ей словами и делами доказал, что не достоин ее, и тогда она встретила достойного. В спектакле Альма вместо пошловатого коммивояжера встречает ангела (того самого, который в начале спустился с постамента): очаровательного, юного, невинного, и они кружатся в танце. Итак, «непостижимо сложная жизнь» оказалась доброй к «бедной Альме» и, отняв «плохого» Джона, послала ей «хорошего» юношу, да еще и с крылышками. И с ума она, конечно, не сойдет: сумасшествие в этой рождественской истории никому не грозит. Тут все здоровы, благополучны и счастливы. А Уильямс, оказывается, писал сказки или сценарии для «мыльных опер».
Очень интересный для исследования факт: в Петербурге
одновременно поставлены пьесы Уильямса,
причем именно те две пьесы, которые обязательно
надо читать «в паре», дополняя одной другую.
Какая она — Бланш сегодня, что мучает Альму после
того, как сексуальная революция стала историческим
событием, уже канувшим в Лету?.. Но предмета
для такого разговора не нашлось. Мы в очередной
раз убедились, что всякого рода «железные занавесы» из штампов, стереотипов, предубеждений, комплексов
все еще отделяют наших режиссеров от драматурга-
американца.
Сентябрь 2005 г.
«Трамвай «Желание» Т.Уильямса, «Приют комедианта», СПб, реж. М.Бычков («Золотая маска»): _arlekin_ — LiveJournal
За последнее время я видел две московских версии «Трамвая «Желание» — с Евгенией Крюковой в роли Бланш у Еремина в Театре им. Моссоветаhttp://users.livejournal.com/_arlekin_/441129.html?nc=4
и с Ольгой Понизовой в ТЮЗе у Яновской
http://users.livejournal.com/_arlekin_/442013.html?nc=4
(На еще одну, антрепризную, с Екатериной Редниковой, меня уже не хватило). И две питерских: нынешнюю Бычкова и ленсоветовскую, где Бланш играла Лариса Луппиан. Выборка, конечно, нерепрезентативная, но разница бросается в глаза. Яновская и Еремин, по-своему, нагромождают над пьесой надстройки собственных фантазий — в их спектаклях бегают сумасшедшие трамвайщики из японских романов и китайцы, изображаемые корейскими студентами, горят макеты старинных усадеб и обильно цитируются чеховские драмы. Питерские постановки в сравнении с московскими внешне простые и неброские, режиссеры не расширяют «пространство Тенесси У.» за счет привлечения постороннего материала, а углубляются в оригинал. Что само по себе не хорошо и не плохо, поскольку, как и в случае с более «продвинутыми» театральными технологиями, не гарантирует успеха.
Специфика театра Уильямса, помимо чисто поэтических находок, — в синтезе социальной драмы с символистской. Бычков этот синтез как будто расщепляет, герои его спектакля сосуществуют в двух параллельных эстетических системах, и исполнители работают соответственно. Марина Солопченко (Бланш) говорит медленно, тянет гласные, повышает интонации, делает паузы, не обусловленные синтаксической структурой реплик, заламывает руки — речь и манеры всех остальных максимально приближены к обыденным. На этом звуковом и пластическом диссонансе Бычков выстраивает конфликт двух миров и пересказывает вечный сюжет Уильямса об Орфее, спустившемся в ад. Сценическое пространство решено таким образом (художник — Эмиль Капелюш), что для того, чтобы попасть в квартиру Стэнли и Стеллы, необходимо обойти ее по балкону и спуститься по лестнице вниз, вероятно, в подвал.
В этом контексте особенно интересным неожиданно оказывается образ Стеллы: кровным родством она связана с Бланш, с утраченным миром «Мечты», а узами брака — с грубым и земным, но по-своему притягательным, как все земное, миром Стэнли. В этом земном мире Стелла стала своей, но вот появляется Бланш, и в ее речи, в манере держаться, в поступках, как отблески прошедшей грозы, «вспыхивают» узнаваемые черточки, на которых держится образ Бланш. А когда в финале Бланш уведут и она, окончательно погрузившись в мечты, вернется в свой подлинный мир, Стелла останется в том же подвале — но прежняя ли? Только ли по сестре она плачет в последней мизансцене спектакле, не по себе ли тоже?
Бычков, собственно, ничего не выдумал, просто увидел все это в пьесе. Но почему-то ему показалось мало. Для чего эпизод драки во время игры в покер разыгрывается в замедленном темпе? Зачем в предпоследней сцене, когда Бланш остается со Стэнли наедине, тот, распластавшись на вертикально подвешенной конструкции из деревянных реек, буквально опускается вместе со своей опорой на Бланш, да еще в позе «69»? Подобные «находки» мало того что неуместны в общем контексте постановки, но и сами по себе далеко не так удачны, как, вероятно, посчитал режиссер. Да и доносящийся время от времени из проема в заднике скрипучий старческий голос мексиканки «Флорес парлос муэртес» («цветы для мертвецов»), выполняющий в композиции спектакля функцию «отбивок» между сценами, а в его поэтической структуре — рефрена-лейтмотива — тоже кажется искусственным и необязательным.
Но все-таки режиссерская работа Бычкова требует самого серьезного внимания. А вот заслуга Александра Баргмана в роли Стэнли, выдвинутого на персональную «Маску», для меня совсем не очевидна. Качественная профессиональная работа, не больше и не меньше. Но ничего сверхъестественного. Стэнли Баргмана, правда, чтобы подчеркнуть свою мужественность, не чешет себе ни яйца, как Яременко у Еремина, ни задницу, как Трухменев у Яновской, и даже не теребит ширинку, как делал когда-то Джигарханян у Гончарова.
Но и ничем другим «мачизм» не подчеркивает. Может, Баргману с его фактурой это особо и не нужно — но уж больно какой-то тихий-мирный Стэнли у него получился. Конфликт с Бланш у него больше идеологический, насчет образа и смысла жизни, нежелифизиологический. Отсюда и трагическая развязка не кажется обусловленной, производит впечатление нелепой случайности: квартирный вопрос их испортил. При том что режиссер настаивает на обреченности Бланш (да и Стеллы, пожалуй, тоже) с самого начала: «цветы для мертвецов, цветы для мертвецов…»
о других постановках Михаила Бычкова:
«Счастливые дни»
http://users.livejournal.com/_arlekin_/497628.html?nc=6
«Королева красоты»
http://users.livejournal.com/_arlekin_/735037.html?mode=reply
Кстати, при сопоставлении даже трех спектаклей отчетливо просматривается и главная тема Бычкова, и принципы работы с материалом.
Режиссер «Трамвая “Желание”» в воронежском Камерном: «Бланш Дюбуа похожа на Лору Палмер». Последние свежие новости Воронежа и области
Премьера драмы «Трамвай ”Желание”» по пьесе американского драматурга Теннесси Уильямса состоялась на большой сцене воронежского Камерного театра 10 и 11 мая. Режиссер спектакля, выпускник РАТИ-ГИТИС Егор Равинский рассказал корреспондентам РИА «Воронеж» о работе с Михаилом Бычковым, подборе актеров и связи Уильямса с Чеховым.
Егор Равинский
Фото — из личного архива режиссера.
– Как вы оказались в Воронеже, в Камерном театре?
– Михаил Бычков был на конференции молодых режиссеров, заканчивавших ГИТИС, и увидел мою композицию по чеховскому рассказу «У знакомых». После этого он и предложил мне приехать в Воронеж, поработать с труппой Камерного.
– Почему вы поставили именно «Трамвай желание»?
– Изначально я собирался ставить здесь другие вещи. Ехал сюда с материалом по текстам Чехова и Набокова.
Но когда я приехал в Воронеж и стал смотреть спектакли Камерного, я обратил внимание на роль Елены Лукиных в спектакле «День города». Я почувствовал какую-то несмычку с жизнью, которую воплотила актриса. Женщина, которую сыграла Елена, воспитана на одних идеалах, а в жизни все оказывается совсем не так. Она не может найти общий язык с сыном – тот исповедует совсем другие ценности, он не верит в честность. Когда тебе настолько тяжело, вперед должен вести какой-то стержень. Либо дело, которое всей душой считаешь своим, либо любовь. Бланш свою любовь потеряла, оставшись без мужа. Она винит себя в этом. Она, словно хирургически, лишилась возможности любить, как будто в наказание.
И я понял, что Лукиных может сыграть то, что должно быть у Бланш – нестыковку с реальностью. Уильямс писал в мемуарах: «Если в твоей пьесе хорошо прописана женская роль, текст обречен периодически восставать из пепла»,Егор Равинский
режиссер.
– Бланш Дюбуа – та самая роль?
– Именно. Уильямс вообще говорил: «Бланш – это я». У них было много общего. Героиня пила, драматург злоупотреблял антидепрессантами. Они оба бежали от невыносимо грубого и несправедливого мира.
«Автор и его героиня бежали от невыносимо грубого и несправедливого мира»
Фото — Алексей Бычков.– Как Михаил Бычков отреагировал на ваше предложение поставить «Трамвай «Желание»»?
– Он сам ставил эту пьесу в петербургском театре «Приют комедианта» и хорошо знал материал. Он сразу со мной согласился.
– Как вы подбирали актеров?
– Смотрел спектакли, идущие сейчас на сцене Камерного, смотрел старые постановки на видео. Пообщавшись с Андреем Новиковым, решил попробовать его в роли Стэнли. Хотя изначально я его в этом качестве не видел. Но потом понял, что Андрей – стержень команды.
Он был моей опорой при подготовке спектакля, он очень мне помог. А Вадима Кривошеева я знаю по театральному институту имени Щукина: я там получал актерское образование, он – режиссерское. Вадим сразу мне показался хорошо подходящим на роль Митча. Людмила Гуськова – нежная красивая Стелла. И все остальные – отличная команда позитивных людей.
Без команды ничего не добьешься. Артисты Камерного обладают очень высоким уровнем. Когда этот театр приезжает на гастроли в Москву, стараюсь не пропускать выступлений. Камерный находится на очень высоком уровне – и по режиссуре, и по исполнению,Егор Равинский
режиссер.
– Приглашенные режиссеры нечасто работают в Камерном театре, большинство спектаклей ставит сам худрук. Михаил Бычков принимал участие в подготовке вашего спектакля?
– Михаил Владимирович очень деликатен. Я не чувствовал его твердой руки, которая вмешивалась бы в мою работу. Он давал очень дельные советы и здорово помог нам с художником.
– На первых показах зрители сидели с обеих сторон сцены. Так будет и впредь?
«Хотелось, чтобы казалось, будто мы сидим в одной комнате с героями»
Фото — Алексей Бычков.– Да. Очень хотелось избежать ощущения, что все происходит в какой-то другой реальности. В «Трамвае “Желание”» есть гиперболизированная бытовуха: бьются бутылки, льется вода из-под крана, герои все время едят, пьют. Хотелось весь этот быт сделать максимально близким, чтобы казалось, будто мы сидим в одной комнате с героями.
– Признайтесь, вдохновлялись «Бердмэном» при создании спектакля? Круглый стол на кухне, синее освещение и барабанный ритм навеяны этим фильмом?
– Фильм крутой, но я не могу сказать, что сознательно копировал какие-то детали оттуда. В спектакле много элементов, отсылающих и к другим произведениям.
Например, большие вентиляторы на стенах – это «Сердце Ангела» или «Полуночный экспресс». Вентиляторы на потолке – это что-то из «Твин Пикса». Сама Бланш – это почти Лора Палмер, у нее тоже есть темная сторона, которая ее засасывает. Да и Елена Лукиных внешне похожа на Лору Палмер, на мой взгляд. Из «Бердмэна», наверное, то, что в спектакле почти нет тишины, постоянно звучит музыка, плюс мы пробовали вставить туда ударную партию, но в итоге оставили ее только в конце. Я начал работу над пьесой в декабре, а «Бердмэн» вышел в январе. На меня повлияли многие произведения, отдельные образы из них всплывали в подсознании и плавно втекали в спектакль.
«Отдельные образы всплывали в подсознании и плавно втекали в спектакль»
Фото — Алексей Бычков.– Сегодня «Трамвай “Желание”» прозвучит актуально?
– Эта история всегда актуальна.
– Тебе кажется, что этот трамвай «Желание» может дать какой-то путь, и ты хватаешься за него, но это ни к чему не приводит. Тянешься за конфеткой, кажется, что сейчас обретешь какой-то вкус жизни, а там пустота, фантик,Егор Равинский
режиссер.
– Здесь неважна эпоха – будь то наша эра потребления или время, когда Теннеси Уильямс написал эту пьесу. Такое было всегда: человек пытается вбирать в себя, и ему все мало. А когда он обретает любовь, надежду, веру и начинает отдавать, это дает ему опору. Как у Чехова, Астров говорит: «Идешь по лесу, и нестрашно, что ветки хлещут по лицу и темно, если вдали светит огонек». А когда нет огонька – это катастрофа, жизнь может превратиться в сплошной темный лес. Не зря Уильямса называют «американским Чеховым». Это очень русский автор, хоть он и классик американской литературы. Он, как и Чехов, мастерски прописывает противоречивые образы, психологию героев. Ведь в «Трамвае «Желание»» нет однозначно хороших и плохих.
Ни Стеллу со Стэнли нельзя винить, потому что у них семья разрушается с приездом Бланш, ни саму Бланш, потому что она в сложнейшей ситуации, она одинока, она в отчаянии. Персонажи очень объемные.
To view this video please enable JavaScript, and consider upgrading to a web browser that supports HTML5 video
Трамвай «Желание» прибыл в Воронежский Камерный театр
– Как вам пространство Камерного театра?
– Тут большая свобода для творчества. У нас возникла единственная сложность с подготовкой декораций. Возможно, это было связано с тем, что мы выпускали премьеру в дни майских праздников. Работали в авральном режиме, последние репетиции на сцене проходили во время сборки декораций. Даже не верилось, что удастся сыграть премьеру 10 мая. Но все получилось благодаря тому, что коллектив театра сплотился и бросил все силы на эту экстремальную работу.
– После четырех премьерных показов вы полностью отпустите спектакль в свободное плавание или еще будете за ним следить?
– Конечно, мне не хотелось бы так быстро отпускать спектакль. Первые десять показов в идеале нужно смотреть вместе со зрителями, вносить коррективы и разговаривать с актерами. Если бы это было в Москве, я бы безоговорочно следил за спектаклем. Но я буду приезжать в Воронеж, когда будет получаться.
Заметили ошибку? Выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Спектакль Воронежского Камерного театра «Сказка жизни» в Музее Достоевского
Спектакль Воронежского Камерного театра «Сказка жизни» в Музее Достоевского Впервые на сцене Театра Музея Достоевского 23 и 24 октября будет показан спектакль Воронежского Камерного театра «Сказка жизни» по рассказам и стихотворениям Тэффи (Надежды Александровны Лохвицкой). Спектакль поставил создатель и художественный руководитель театра, Лауреат Премии Станиславского Михаил Бычков, знакомый зрителям Санкт-Петербурга по спектаклям: «Нора» Г.
Ибсена (Белый театр), «Трамвай желание» Т.Уильямс (театр «Приют комедианта»), «Заговор чувств» Ю.Олеша (Театр Ленсовета), «Гроза» А.Островского (ТЮЗ им. Брянцева), «Голодранцы и аристократы» Э.Скарпетта (Театр комедии им. Акимова) и др. «Сказка жизни» — моноспектакль, который играет Елена Лукиных, известная зрителям Петербурга по ролям в спектаклях, показанных во время гастролей Камерного театра: Зины из «Дядюшкиного сна», Фрёкен Жюли, Гедды Габлер, Ольги из «Циников» А.Мариенгофа и Марии Ивановны из комедии А.Платонова «Дураки на периферии».Лаконичный и очень выразительный язык, верно найденная интонация делают этот спектакль по-настоящему камерным, доверительным. Он удивительно воздействует на публику. Ловишь себя на мысли, что такие чистые эмоции в театре давно не испытывала. Этот простой спектакль, на самом деле, далеко не прост. Он неожиданным образом восстанавливает оборванную связь времен, напоминая, что та великая культура, о которой так много говорится, и к которой мы все вроде бы как принадлежим, состоит, в том числе и из отдельных человеческих судеб, чувств и мыслей. Воронежский Камерный – один из самых известных российских театров, лауреат и неоднократный номинант премии «Золотая Маска», участник фестивалей «Новая драма», «Сезон Станиславского», «Реальный театр». По версии журнала Forbes (Россия), Воронежский Камерный театр входит в Топ-10 самых интересных провинциальных театров России, которые непременно стоит посетить. Сайт Воронежского Камерного театра: www.kamerny.vrn.ru/Контакты:Воронежский Камерный театр:+ 7 9038532559, [email protected]Музей Достоевского: +7 921 977 43 00 Заказ билетов: +7 921 752 01 13© Литературно-мемориальный музей Ф.М.Достоевского
ОБЗОР ЭТАПОВ: Удар Теннесси Уильямса в комедии «Только царапины»
Теннесси Уильямс обычно был достаточно умен, чтобы избегать комедии. Великий южный драматург знал, что он наиболее силен в беспримесных драмах, наполненных отчаявшимися людьми, попавшими в печальные миры.
Хотя некоторые из его пьес имеют легкий комический оттенок — вспоминаются чванливые персонажи «Сладкой птицы юности» и даже «Кота на раскаленной жестяной крыше», — громкому смеху не нашлось места в его репертуаре.
Уильямс все же сделал по крайней мере одну комедию.«Период приспособления» — это пустяковое романтическое произведение 1960 года, которое больше обязано Нилу Саймону, чем писателю, создавшему многослойную классику, как «Стеклянный зверинец» и «Трамвай по имени Желание».
«Период адаптации», поставленный в Ирвинском общественном театре, не слишком похож на пьесу или даже, если на то пошло, на комедию. Есть несколько отличительных черт Уильямса — в ролях есть характерные черты южной готики, а язык иногда звучит энергично — но в целом это скорее любопытство, чем что-либо еще.
Сочельник в скромном загородном доме Ральфа и Дортеи Бейтс, но не все хорошо. Дорта (Барбара Керек) ушла от героя войны Ральфа (Патрик Салливан), потому что он ушел со своей скучной работы. Ральф, в значительной степени симпатичный грустный мешок, не собирается слишком волноваться из-за этого. В любом случае он не был в восторге от уютной Дортеи, поэтому его план состоит в том, чтобы продать ценные вещи и сесть на первый утренний самолет в Гонконг.
Однако его стратегия отклоняется, когда появляются Джордж (Марк Сатин) и Изабель (Келли Смит).Понимаете, это молодожены, которые с трудом переживают «период адаптации» от холостяцкой жизни. Может быть, Ральф, который вместе с Джорджем летал в Корее по бомбардировкам, сможет помочь. Однако их проблемы довольно большие: что-то есть в том, что Джордж трясется и что он импотент, а есть что-то в том, что Изабель не имеет никакого опыта в спальне. Ой-ой.
Хороший парень, Ральф уверен, что все, что нужно этой паре, — это немного времени, чтобы разобраться. Он признает, что ему и Дортеа тоже пришлось пройти через «период адаптации».Изабель не пустышка; Если Ральф и Дортея приспособились друг к другу, то почему она взяла порошок и почему он сбегает? Ральф сам не уверен.
Богатые родители Дортеи приходят, чтобы создать еще большую головную боль бедному Ральфу, но, как и в большинстве романтических комедий, в конце концов все получается. Финальная сцена полна ласков и воркования. Не существует Бланш ДюБуа, который завершал бы все убийственной линией согласия.
Режиссер Даррелл Китчелл заставляет актеров делать со всем этим все, что в их силах.Салливан, с его большим дружелюбием к собакам, помогает Ральфу быть веселее, чем можно было бы ожидать. Кричащая Смит может действовать на нервы, но она также дает вам представление о том, что такое Изабель, а именно о выкорчеванной тепличной орхидее, которая, похоже, не имеет много общего со своим мужем. Сатин играет Джорджа, как будто у него поствьетнамский синдром. В этом относительно безобидном контексте он выглядит слишком тревожным. А вот Керек в роли небезопасной Дортеи просто прекрасен.
‘PERIOD OF ADJUSTMENT’
Комедия Теннесси Уильямса, постановка Общинного театра Ирвина.Режиссер Даррелл Китчелл. С Патриком Салливаном, Келли Смит, Марком Сатином, Марсией Бертольф, Кэри Маклин, Трейси Годфри, Стивом Камером и Барбарой Керек. Освещение Кэролайн Дрейк. Звук Даррелла Китчелла. Играет по пятницам и субботам в 20:00. до 12 марта на сцене Turtle Rock Community Park Stage, Саннихилл, 1, Ирвин. Билеты: 4 и 5 долларов. (714) 857-5496.
Трамвай Desire — Variety
Захватывающий бродвейский спектакль Теннесси Уильямса, получивший Пулитцеровскую премию и премию Нью-Йоркских драматических критиков в сезоне 1947–1948 годов, превратился в еще более захватывающую драму разочарования и ужасной трагедии.Марлон Брандо играет роль, которую он создал для бродвейской сцены, а Вивьен Ли — морально распавшаяся Бланш Дюбуа (созданная на Бродвее Джессикой Тэнди). «Трамвай« Желание »» — это драма для взрослых, великолепно поставленная и раскрывающая глубокое понимание драмы, масштабы которой по необходимости были ограничены ее сценическим оформлением.
Камера отдала больше должного пьесе Уильямса, уловив нюансы и отразив трагедию с интимностью, которая так важна в истории такого типа.
Это фильм, тема которого противоречит общему интересу со стороны сборных, но сарафанное радио и признание критиков должны вызвать у него сильное влияние.
«Трамвай» — драма для взрослых из-за своей темы: она рассказывает о медленном моральном крахе школьной учительницы с юга. Это бегство от бегства от действительности во всех смыслах этого слова, но его жестокий реализм и резкая проза никогда не позволяют задержать интерес аудитории, несмотря на его огромную длину. Фильм длится два часа и пять минут, но в картине нет потерянных кадров, которые могли бы вызвать некоторую критику только со стороны более придирчивых из-за проецирования темы нимфомании.Хотя он касается сексуальной проблемы, которая опасна для фильмов. «Трамвай» ни на минуту не жертвовал хорошим вкусом в угоду реалистичности. Он продвигает основную историю с чувствительностью, оттенками и остротой.
Pic — точная адаптация оригинальной пьесы, продюсированной Ирен Майер Селзник. Это история Бланш Дюбуа, увядшей учительницы из Миссисипи, которую вынудили уйти с работы из-за своих нравственных проступков. Она ищет убежища у сестры в старом французском квартале Нового Орлеана, ее пристрастие к «встречам с незнакомцами» неизвестно сестре и мужу последнего.Поскольку ее присутствие мешает отношениям мужа и жены, муж, грубый, жестокий молодой американец польского происхождения, немедленно становится враждебным к посетителю. Он также подозревает, что она лжет о своем прошлом. Именно эта враждебность мотивирует основные элементы истории. Стэнли Ковальски (Брандо), муж, приступает к реализации плана по изгнанию своей невестки из дома. Впоследствии он достигает этого, исследуя и изучая ее нераскрытое прошлое, тем самым разрушая единственный шанс Бланш на счастье с одним из друзей Стэнли, играющих в покер.
Вивьен Ли убедительно рассказывает о трагедии Бланш ДюБуа. У нее есть несколько чувств большого пафоса, и не меньшее из них — последнее, в котором ее сопровождают в приют для безумцев, что является кульминацией ее жизни, полной разочарования.
Марлон Брандо временами сильно улавливает жестокость молодого поляка, но иногда он играет неровно в изображении, отмеченном частыми искажениями его диалогов. Следует признать, что от него, как от обычного рабочего, не ожидалось, что он будет проецировать с оксонским акцентом; тем не менее, Брандо несколько перебарщивает.Ким Хантер и Карл Малден — другие главные герои бродвейской версии. Они отличные. Мисс Хантер в роли сестры Бланш, разрывающаяся между любовью к сестре и мужу, и Малден в роли неистового жениха Бланш. У Малдена есть две особенно хороших сцены с мисс Ли, которые увеличивают его шансы на будущее в кино. Все остальные игроки оказывают сильную поддержку.
Спектакль Чарльза К. Фельдмана был украшен всеми аспектами создания фильмов Grade-A, а Элия Казан руководил с острым взглядом на сюжет и ценности персонажей — работу, которую он также выполнил для пьесы.Фотография отличная, как и все остальные технические заслуги.
Kahn.
1951: Лучшая женская роль (Вивьен Ли), Supp. Актер (Карл Мальден), Supp. Актриса (Ким Хантер), арт-директор B&W.
Номинации: лучший фильм, режиссер, актер (Марлон Брандо), сценарий, черно-белая кинематография, черно-белый дизайн костюмов, озвучивание драматической картины, звук
Рецензия на «Трамвай по имени Желание» в Йельском репертуарном театре
Та Бланш Дюбуа — какая вырезка!
Мой друг, который сопровождал меня в постановке Йельского репертуарного театра «Трамвай под названием« Желание », мало что знал о пьесе, потому что видел только киноверсию 1951 года с Марлоном Брандо и Вивьен Ли, поставленную Элией Казаном.Но он был почти уверен, что это не комедия.
Итак, представьте его замешательство (и мое), когда развернулся акт I, и публика Нью-Хейвена начала смеяться над этим. Когда бедная, опозоренная, сбитая с толку Бланш (Рене Огесен) прибывает в Новый Орлеан, ужаснувшись нищете, в которой живет ее сестра Стелла (Сара Соколович). Когда она встречает и потрясена грубым мужем Стеллы, Стэнли (Джо Манганьелло).
Поскольку она отчаянно ищет и находит выпивку в их квартире. Когда она понимает, во что ввязалась, ища там убежища.
«Трамвай», за который драматург Теннесси Уильямс получил Пулитцеровскую премию 1948 года, все еще является произведением искусства, но этот спектакль в значительной степени разочаровывает. Марк Ракер, режиссер, в прошлом отлично поработал в Йельском университете, включая «Ошибки, совершенные Мадлен» в 2006 году. Он был человеком, стоящим за камерой в исполнении Чарльза Буша в фильме «Умри, мамочка, умри!» (2003), и только за это он заслуживает звезды на аллее славы высокого лагеря. Но «Трамвай» требует совершенно другого подхода.
Часть проблемы, к сожалению, заключается в ведущем. Г-н Манганьелло, который создал базу преданных поклонников в роли могущественного, сексуального, часто обнаженного оборотня Олси в сериале о сверхъестественном сериале HBO «Настоящая кровь», выглядит красиво на сцене и грамотно передает диалоги, но не более того. Никто не ожидает, что он будет равным Стэнли Ковальски из Брандо, но другие актеры, по крайней мере, внесли некоторую страсть, некоторую злость, часть боли в свои персонажи, если не все три.Когда Стэнли мистера Манганьелло говорит Бланш: «У нас было это свидание с самого начала» в самой грозной сцене пьесы, он мог бы с таким же успехом говорить об ужине и кино.
Поклонники г-на Манганьелло, надеющиеся лично увидеть его впечатляющие грудные и брюшные мышцы, не будут разочарованы. Эти достоинства не скрываются, как могут опасаться поклонники, за потной футболкой, которая является модной визитной карточкой Стэнли; Мистер Манганьелло иногда ходит без рубашки.
Г-жа Соколович — яркая Стелла, персонаж, который актрисам стало легче играть энергично с течением десятилетий; 66 лет назад взрослую женскую сексуальность было трудно продать.Но это история ее хрупкой старшей сестры, и мисс Огесен действительно привносит остроту в откровения о прошлом Бланш, включая открытие, что молодой человек, за которого она вышла замуж, был геем (что Уильямс смогла деликатно передать, несмотря на брезгливость той эпохи в этом вопросе.
).
Здесь есть несколько необычных вариантов кастинга. Адам О’Бирн, который играет Митча, друга Стэнли и, возможно, последний шанс Бланш на любовь, слишком красив для этой роли. Митч (Карл Малден на Бродвее и в фильме) написан как незащищенный маменькин сынок, который должен благодарить своих счастливых звезд за то, что такая красавица, как Бланш, даже признает его существование.Здесь, когда он противостоит Бланш ярким светом и правдой, часть воздействия — отвержения мужчиной, стоящим ниже нее — теряется.
Ник Эркеленс, играющий разносчика газет, на своей программной фотографии выглядит достаточно молодо. Но он кажется настолько зрелым на сцене, что мы не понимаем, что Бланш пытается соблазнить мальчиков-подростков. Вы редко слышите, как люди упоминают, какая замечательная Юнис Хаббелл есть в постановке «Трамвай», но вот что: Эйприл Мэттис выполняет великолепную, привлекающую внимание работу в роли Юнис, соседки Ковальских наверху, у которой есть собственные проблемы с семейным насилием. .
«Трамвай по имени Желание» основан на некоторых шатких культурных предположениях 1940-х годов. Что мужья, которые бьют своих жен, являются нормой и, хотя и не вызывают восхищения, не являются преступниками. И что кратковременная распущенность делает женщину непригодной для брака и респектабельности. Может быть, потому, что Уильямс видел мир шире и яснее, чем многие из его современников, его неодобрение этих нравов написано между строк, и зрители 21-го века могут видеть за пределами исторических взглядов и быть окутаны трагедией сознательно разрушенной жизни.
Этот «Трамвай» предлагает ухабистую поездку на знакомую театральную территорию
Нью-Йорк
Трамвай «Желание», автор: Теннесси Уильямс. Режиссер Никос Псахаропулос. В главных ролях Блайт Даннер, Эйдан Куинн, Фрэнсис МакДорманд, Фрэнк Конверс. Блайт Даннер изображает самую хрупкую трагическую героиню Теннесси Уильямса на Бродвейском круге в возрождении получившего Пулитцеровскую премию фильма «Трамвай под названием« Желание »1947 года.
Под руководством Никоса Псахаропулоса архетипическое произведение крупнейшего американского драматурга того времени было создано с чувством постоянного напряжения и должным вниманием к его комедии, а также к ее пафосу.
С того момента, как она неуверенно и неверно пробирается к « Елисейским полям », куда ее привозили местные трамваи, Бланш мисс Даннер олицетворяет обманчиво хрупкую джентльмену с юга. Бланш, пойманная в ловушку как своим поведением, фантазиями и выдумками, так и своими экономическими неудачами, произошла от Лорел, мисс.в Новый Орлеан в поисках убежища в доме своей замужней сестры Стеллы Ковальски (Фрэнсис МакДорманд).
Бланш в ужасе и ужасе отшатывается от захудалого помещения, к которому с радостью привыкла более спокойная Стелла. Стелла не желает спасаться от семейной ситуации, в центре которой находится американец польского происхождения Стэнли (Эйдан Куинн), но готова терпеть периодические грубые обращения со Стэнли в обмен на радость своего брака.
Мисс Даннер воссоздает путешествие Бланш в роковой лабиринт со всем женственным приличием, которое противоречит ее отчаянному состоянию.Вот тонкая аффектация, игривое кокетство, воспоминания, фантазии и ложь, с помощью которых Бланш защищает себя от враждебного мира. И никто более враждебен, чем сам Стэнли. Его подозрения, однажды подтвержденные, приводят к конфронтации и изнасилованию, которые в конце концов доводят Бланш до безумия.
Возрождение, хотя и не лишено сильных эмоций и театральности, протекает несколько неравномерно. Приспосабливаясь к Кругу на неуклюжей сцене удара Квадрата, в прозрачном двухэтажном сеттинге Джона Конклина (угрюмо освещенного Куртом Остерманном), кажется, не хватает доминирующего фокуса.По какой-то причине мисс Даннер не всегда можно было услышать хотя бы в одной части игрового дома.
Издевательства мистера Куинна Стэнли настолько агрессивен и подл (даже со своими друзьями, играющими в покер), что трудно смириться с моментами его раскаяния и страданий.
Фрэнк Конверс выигрывает в роли застенчивого Гарольда Митчелла (Митч), который до тех пор, пока Стэнли не раскроет мрачное поведение, из-за которого Бланш исключили из Лорел, мог быть ее излюбленным джентльменом.
Мисс МакДорманд наделяет сестру Стеллу (« для звезды ») добрым юмором и добросердечием. Она и мисс Даннер достигают чувства привязанности братьев и сестер, которое олицетворяет нежность Уильямса в семейных отношениях.
Линк Ричардс вносит верную ноту невинности в символического молодого коллекционера, который преподносит Бланш сопротивление искушению.
Актерский состав в целом передает толчок человечности этого квартала Нового Орлеана. В состав ансамбля входят случайные продавцы цветов и прогуливающийся саксофонист (Селдон Пауэлл), чьи меланхоличные риффы являются частью случайной музыки Майкла О’Флаэрти.Костюмы Джесс Гольдштейн включают гардероб Blanche, который варьируется от белоснежного костюма до выцветших нарядов и сокровищницы с бижутерией.
Нежные люди | Театр | The Guardian
«Я хотел бы на время написать веселую пьесу. Может быть, когда-нибудь я внезапно стану веселым». Это были неожиданные слова драматурга Теннесси Уильямса, поэта души в муках, который искал краткой передышки из путаницы мрачных драм, которые он писал в то время, чтобы попробовать свои силы в домашней комедии.
Он начал сочинять «Period of Adjustment» в 1958 году, в то же время лихорадочно заканчивал «Suddenly Last Summer», переписав «Sweet Bird of Youth» и дополнив «Ночь игуаны». Между этими отчаянными драмами алкоголизма, наркомании, инцеста, безумия, сексуальной ненасытности и насилия, «Период адаптации» — ситуационная комедия о браке среднего класса — стал приятным сюрпризом как для публики, так и для критиков. «Ни одного человека не изнасиловали, кастрировали, линчевали, совершили или даже съели», — вздохнул с облегчением брат драматурга Дакин после того, как спектакль открылся в театре Хелен Хейз в Нью-Йорке 10 ноября 1960 года.
Его британская премьера состоялась в Королевском дворе 13 июня 1962 года под руководством Роджера Грэфа, а в следующем месяце он был переведен в театр Виндхэма (где в пикантный момент театральной истории Джейн Фонда, которая только что сняла киноверсию). был заблокирован для выступления из-за новой политики опоздавших, и ему пришлось смотреть первое выступление на мониторе в баре).
Теперь, после более чем 40-летнего перерыва, в марте «Период адаптации» вернется в Лондон, на этот раз в Алмейду под руководством Говарда Дэвиса, заместителя директора театра.Вместе с адаптером Томом МакКиттериком (и разрешением от поместья Уильямса) Дэвис урезал исходный сценарий, чтобы создать новую версию, пообещав дать новую жизнь этой забытой работе.
Действие пьесы происходит в обычном пригороде Мемфиса, где Бенедикт Камбербэтч, Лиза Диллон, Джаред Харрис и Сэнди МакДейд играют две молодые пары, находящиеся на разных стадиях семейного кризиса. Пьеса вполне может удивить заново. В конце концов, лондонскую публику годами угощали незабываемым возрождением классических произведений Уильямса, предлагая более крупных персонажей в экзотической обстановке и ведущих столь же экзотическое поведение.В настоящее время идет красочное возрождение «Ночи игуаны» в постановке Энтони Пейджа, в котором Вуди Харрельсон играет павшего проповедника Шеннона. Было провокационное возрождение Майкла Грэндэджа 2004 года «Внезапно прошлым летом» с Дайаной Ригг в главной роли королевской миссис Венейбл. А до этого яркое возрождение Тревора Нанна 2002 года «Трамвай« Желание »в Национальном театре» с Гленн Клоуз в главной роли в роли притягательной Бланш и оживленное возрождение Энтони Пейджа 2001 года «Кота на раскаленной жестяной крыше» с Недом Битти в роли огромного Большого папочки.(Список можно продолжать и продолжать — хотя я не могу не упомянуть пышную игуану Ричарда Эйра в 1992 году или новаторскую «Кошку на раскаленной жестяной крыше» в 1988 году, оба на National.)
Эта страсть к Теннесси Уильямсу.
пьесы публики и театральных артистов вдохновили на поиски менее известных Уильямсов. В 1999 году в архивах была обнаружена ранняя мелодрама о тюремном насилии «Не о соловьях», которая была включена в мощный спектакль «National», который поставил Тревор Нанн с Корин Редгрейв в главной роли.А в 2000 году The National в сотрудничестве с Birmingham Rep поставили знойную куклу Baby Doll, новую компиляцию фильмов и сценических версий, поставленную Люси Бейли.
После вышеупомянутых постановок с их поразительной театральной обстановкой (от садов, похожих на джунгли в Новом Орлеане до самых отдаленных уголков Мексики), ландшафт Периода Приспособления может показаться прозаичным в сравнении. Действие спектакля происходит в «маленьком загородном бунгало испанского типа» в Хай-Пойнт, пригороде Мемфиса, в канун Рождества.В центре сюжета параллельные кризисы двух молодых пар: Ральфа и Доротеи Хаверстик, которые женаты пять лет, и Джорджа и Изабель Бейтс, которые прожили в браке 24 часа. Ральф и Джордж — товарищи по временам корейской войны; оба только что уволились с работы, и оба переживают духовный и семейный кризис. Джордж отвез свою невесту в дом Ральфа в Хай Пойнт, где происходит игра, кладет истеричную невесту на порог своего друга и уезжает. Как оказалось, Доротея тоже только что ушла от Ральфа.Затем в пьесе с острым, а также комическим эффектом показан путь двух пар через опасные каналы брака и сексуальной тревоги.
Однако цель Альмейды состоит не только в том, чтобы представить «новый Теннесси». Майкл Аттенборо, художественный руководитель театра, говорит: «Поставить исчезнувшую пьесу, которую никто не видел за 40 лет, — это событие. Но я бы не воскресил спектакль, если бы он не был веселым и красивым. отчасти — с особым вниманием к отношениям между полами.»(В этой урезанной версии состав персонажей был сокращен с девяти до четырех, чтобы усилить акцент на двух парах.)
Период адаптации исследует чувствительную территорию брака и сексуальной незащищенности с клинической честностью и прямотой.
«Я думаю, что двойственность пола очень важна для писателя, — сказал Уильямс о себе. — Он может писать с мужской или с женской точки зрения, или с промежуточной точки зрения». И так он поступает в «Периоде адаптации», с юмором, откровенностью и почти снисходительным состраданием.Джордж рассказывает Ральфу, что страдает таинственным недиагностированным тремором, который, как он опасается, помешает ему заключить брак. Ральф признается Джорджу, что его никогда не привлекала его жена, и он тщетно пытался воссоздать ее в более приятном образе. Интенсивность их беспокойства возрастает до такой степени, что двое мужчин планируют сбежать и вместе основать ранчо в Техасе (момент, странно напоминающий последний фильм Энга Ли «Горбатая гора»). Тем временем Изабель страдает от чувства отвержения, Доротея — от фригидности и (как Джордж) тремора.То, что начинается как живая комедия ситуаций, становится резко наблюдаемой «серьезной комедией», как ее назвал Уильямс, исследующей мужскую и женскую психику с острым восприятием и новым принятием.
«Мои пьесы — это мольба к пониманию деликатных людей», — однажды объяснил Уильямс Ким Хантер, сыгравшей роль Стеллы в трамвае «Желание». Хотя Ральф и Джордж могут быть не такими экзотическими, как Бланш дю Буа и Стэнли Ковальски, тем не менее Уильямс чувствует к ним, как он чувствует всех своих персонажей, и пишет об их отчаянии с чувствительностью, нежностью и человечностью.
А как насчет ожиданий публики давно проигранной пьесы Теннесси Уильямса? «Период адаптации» на первый взгляд может показаться странным, лишенным поэтических образов, столь широко распространенных в других произведениях Уильямса. Но он присутствует в подзаголовке пьесы — «Высокая точка над пещерой» — являясь значимой метафорой, указывающей на более темную сторону пьесы. Ральф сообщает Джорджу, что комплекс, в котором они живут, построен над большой подземной пещерой. Весь пригород погружается в нее постепенно, на дюйм или два в год.Чтобы стабилизировать фундамент дома Ральфа, даже временно, потребуются тысячи долларов.
Вместо этого домовладельцы и промоутеры вступают в сговор, чтобы держать это в секрете, пока все они не будут распроданы. Ясно, что это метафора брака и пещеры неудач, в которую ему грозит опасность утонуть.
Та же самая метафора — «высокая точка над пещерой» — вполне могла быть применима к самому Уильямсу, когда в 1960 году в Нью-Йорке открылся Период адаптации. В то время его жизнь была «трагикомедией человеческого замешательства», как он сам объяснено в превью статье в New York Times.Ошеломленный успехами 1940-х и 1950-х годов (включая две Пулитцеровские премии) и стремлением написать больше «хитов», он балансировал на грани паранойи и зависимости. Его привычка искать убежища в алкоголе, таблетках и распущенных связях увеличилась, как и его бешеная продуктивность. Он работал сразу над четырьмя сценариями; тем временем создавались один сценарий за другим. Он утверждал, что причиной написания комедии, такой как «Период адаптации», стала его потребность в деньгах для поддержки своей любимой сестры Роуз (попавшей в лечебницу, к сожалению, после лоботомии), а также его стареющей матери Эдвины.
Но биографы предполагают другой мотив. Уильямс стал остро чувствителен к нарастающей критике его пьес, особенно в отношении изображения якобы ненормального человеческого поведения. Основываясь на замечании голливудского обозревателя, который хотел знать, почему он всегда «ныряет в канализацию», Уильямс ответил в другой статье New York Times за несколько месяцев до открытия: «Театр добился величайшего художественного прогресса благодаря открытию и освещение и вентиляция туалетов, чердаков и подвалов человеческого поведения и опыта.Никакая значительная область человеческого опыта не должна считаться недоступной, при условии, что она представлена с честным намерением и вкусом, для авторов нашего отчаянного времени ». В некотором смысле, Период Приспособления был его попыткой предотвратить нарастающую критику, предлагая то, что он думал, что им нужен вид «на пещеру», а не в нее.
В конечном итоге атаки опустошили его. 1960-е начали печальный спад для Теннесси Уильямса, нисходящую спираль критических неудач, разрушенных отношений и растущей зависимости. на алкоголь и наркотики — заканчивая его смертью в 1983 году.«Они хвалили его, а затем убили», — сказал актер Эли Уоллах, сыгравший роли в фильмах «Татуировка с розой» и «Камино Реал».
Но мать Уильямса, возможно, дала лучший ответ критикам. Он писал: «Моя мама так часто говорит мне:« Сынок, когда в мире столько неприятностей, зачем нужно ставить это на сцену? » Не уверен, что я даже пытался ответить на него, но однажды, к моему удивлению, я услышал, как она ответила для себя. Посетитель сказал: «Миссис Уильямс, почему ваш сын тратит свои таланты на такие болезненные темы?» Мать заговорила так быстро, как будто она всегда знала ответ.«Мой сын, — сказала она, — пишет о жизни» — и она сказала это с убежденностью, как мятежный крик ».
В конце концов, с« Периодом адаптации »Уильямс остается верным себе.« У нас очень мало убеждений. в нашем сущностном достоинстве или даже в нашей сущностной порядочности, — писал он, — и, следовательно, нас больше интересуют персонажи на сцене, которые разделяют наши скрытые стыд и страхи, и мы хотим, чтобы пьесы о нас говорили: «Я понимаю вас. Мы с тобой братья; сделка жесткая, но давайте посмотрим правде в глаза и будем бороться вместе.«Я считаю, что следует заявить не о сущностном достоинстве человека, а о существенной двусмысленности». И он это сделал. С 9 до 29 апреля. «Ночь Игуаны» в Lyric, London W1 (0870 895 5505), до 25 марта
Трамвай «Желание» — обзор
Том Хатчинсон
Здесь Марлон Брандо находится на пике своих возможностей, повторив свою знаменитую бродвейскую роль брутального Стэнли Ковальски в классической адаптации режиссера Элии Казана по пьесе Теннесси Уильямса, получившей Пулитцеровскую премию.
Бравурная игра Брандо сочетается с игрой Вивьен Ли (в роли невестки Ковальски, невротичной южной красавицы Бланш Дюбуа), и их совместные сцены полны сексуального напряжения. Гомосексуальные ссылки в пьесе были вырезаны, чтобы соответствовать правилам цензуры дня, хотя подразумеваемое нарушение Бланш и ссылки на ее грязное прошлое остаются. Фильм получил четыре «Оскара» — награды Ли, Ким Хантер (в роли жены Ковальски), Карла Малдена и арт-директора Ричарда Дэй — но Брандо пропустил Хамфри Богарта за The African Queen .
Резюме
Бланш Дюбуа, эмоционально хрупкая южная красавица, бежит из родного города после скандала в поисках убежища у сестры. Однако отношения между Бланш и ее жестоким зятем быстро ухудшаются, и он твердо намерен избавиться от нее. Тем временем слухи о прошлом Бланш начинают догонять ее.Драма по пьесе Теннесси Уильямса с Марлоном Брандо, Вивьен Ли, Ким Хантер и Карлом Малденом в главных ролях.
Судьи и экипаж
Бланш Дюбуа Вивьен Ли
Стэнли Ковальски Марлон Брандо
Стелла Ковальски Ким Хантер
Митч Карл Малден
Стив Хаббелл Руди Бонд
Пабло Гонсалес Ник Деннис
Юнис Хаббелл Пег Хиллиас
Молодой коллекционер Райт Кинг
Доктор Ричард Гаррик
Матрона Энн Дере
Мексиканская женщина Эдна Томас
Директор Элиа Казан
узнать большеПрочая информация
Язык: Английский Черно-белый Кинотеатр: BFI Доступно на: видео, DVD и Blu-ray Дата выхода: 7 февраля 2020 г.
Драма
игроков округа Берген представляют «Трамвай под названием Desire» — Pascack Press и Northern Valley Press
На фото слева: Саманта Куилс, Аарон Ньюком, Шерил Верц, Джон Кили, Мэтт Рофофски, Кристин-Ли Николсон.Актерский состав «Трамвай« Желание »», представленный игроками округа Берген в театре Little Firehouse Theater, 298 Kinderkamack Road в Ораделле, продлится до субботы, 13 апреля, в 20:00. по пятницам и субботам и в 14:00. по воскресеньям.ОРАДЕЛЛ, Нью-Джерси — Берген Каунти Плейерс (BCP) продолжает свой 86-й сезон драмой «Трамвай под названием« Желание », получившей Пулитцеровскую премию 1948 года Теннесси Уильямс».
Спектакль, поставленный Жаклин Покетт, проходит с 23 марта по 13 апреля.Выступления будут проходить в театре Little Firehouse Theater, 298 Kinderkamack Road в Ораделле, с занавесом в 20:00. по пятницам и субботам и в 14:00. по воскресеньям.
можно приобрести на сайте www.bcplayers.org, по телефону (201) 261-4200 или в кассах в обычные часы работы касс. Это шоу содержит взрослый язык и ситуации.
В пьесе южная красавица Бланш Дюбуа, только что потерявшая преподавательскую работу и семейный дом, едет в Луизиану, чтобы остаться со своей сестрой Стеллой Ковальски и ее жестоким мужем Стэнли.Ослепленная собственными заблуждениями и отключенная от реальности, Бланш изо всех сил пытается приспособиться к образу жизни своей сестры, в то время как между ней и ее зятем нарастает напряженность. Темы тщеславия, фантазии и похоти изобилуют этой американской классикой, для которой в обзоре The New York Times 1947 года Уильямс признается, что создал пронзительную и яркую историю.
«Пожизненный член и ветеран режиссера BCP, Жаклин Покетт воплощает в жизнь классическую драму Теннесси Уильямса», — сказала BCP Northern Valley Press.