Новый роман «В сторону рая» Ханьи Янагихары выйдет 11 января 2022 года
Политика публикации отзывов
Приветствуем вас в сообществе читающих людей! Мы всегда рады вашим отзывам на наши книги, и предлагаем поделиться своими впечатлениями прямо на сайте издательства АСТ. На нашем сайте действует система премодерации отзывов: вы пишете отзыв, наша команда его читает, после чего он появляется на сайте. Чтобы отзыв был опубликован, он должен соответствовать нескольким простым правилам:
1. Мы хотим увидеть ваш уникальный опыт
На странице книги мы опубликуем уникальные отзывы, которые написали лично вы о конкретной прочитанной вами книге. Общие впечатления о работе издательства, авторах, книгах, сериях, а также замечания по технической стороне работы сайта вы можете оставить в наших социальных сетях или обратиться к нам по почте [email protected].
2. Мы за вежливость
Если книга вам не понравилась, аргументируйте, почему. Мы не публикуем отзывы, содержащие нецензурные, грубые, чисто эмоциональные выражения в адрес книги, автора, издательства или других пользователей сайта.
3. Ваш отзыв должно быть удобно читать
Пишите тексты кириллицей, без лишних пробелов или непонятных символов, необоснованного чередования строчных и прописных букв, старайтесь избегать орфографических и прочих ошибок.
4. Отзыв не должен содержать сторонние ссылки
Мы не принимаем к публикации отзывы, содержащие ссылки на любые сторонние ресурсы.
5. Для замечаний по качеству изданий есть кнопка «Жалобная книга»
Если вы купили книгу, в которой перепутаны местами страницы, страниц не хватает, встречаются ошибки и/или опечатки, пожалуйста, сообщите нам об этом на странице этой книги через форму «Дайте жалобную книгу».
Недовольны качеством издания?
Дайте жалобную книгу
6. Отзыв – место для ваших впечатлений
Если у вас есть вопросы о том, когда выйдет продолжение интересующей вас книги, почему автор решил не заканчивать цикл, будут ли еще книги в этом оформлении, и другие похожие – задавайте их нам в социальных сетях или по почте [email protected].
7. Мы не отвечаем за работу розничных и интернет-магазинов.
В карточке книги вы можете узнать, в каком интернет-магазине книга в наличии, сколько она стоит и перейти к покупке. Информацию о том, где еще можно купить наши книги, вы найдете в разделе «Где купить». Если у вас есть вопросы, замечания и пожелания по работе и ценовой политике магазинов, где вы приобрели или хотите приобрести книгу, пожалуйста, направляйте их в соответствующий магазин.
8. Мы уважаем законы РФ
Запрещается публиковать любые материалы, которые нарушают или призывают к нарушению законодательства Российской Федерации.
Автор бестселлеров Ханья Янагихара: в чем секрет успеха?
Американская писательница гавайского происхождения Ханья Янагихара, автор бестселлера «Маленькая жизнь», за относительно короткий промежуток времени стала суперзвездой книжного мира. Это породило вполне предсказуемый интерес к её персоне, который Янагихара удовлетворяет весьма специфическим образом: из её интервью мы узнаем не только о романах, сколько о, так сказать, её жизненных впечатлениях. К ним относится урок живописи в морге, который для юной писательницы когда-то устроила коллега её отца, специалиста по онкологическим заболеваниям крови. Или долгие пребывания в средней руки мотелях, где она впервые увидела американское общество во всем его сложном многообразии. В своих романах Янагихара показывает, как внешняя респектабельность, утонченность и эрудиция могут скрывать и сдерживать разрушительные импульсы. При этом героев она выбирает как из близкой среды, так и из вовсе незнакомых ей социальных контекстов. Так, прототипом исследователя Нортона Перины из романа «Люди среди деревьев» послужил близкий знакомый ее отца, нобелевский лауреат Дэниел Гайдузек. А для полного понимания жизни юриста Джуда из романа «Маленькая жизнь», ей пришлось собрать немалое количество дополнительной информации…
Думается, перечисленные выше уроки не прошли даром, став одним из значимых сюжетов в достаточно скупом нарративе о Ханье Янагихаре, хорошо понимающей, что именно должен говорить интервьюеру автор, который в своих романах не особенно-то щадит читателя. Впрочем, избранный писательницей способ саморепрезентации не помешал прогрессивному увеличению тиражей её книг.
В том числе и в России, где издательство «Corpus» допечатывало тираж её «Маленькой жизни» более пяти раз, а сам роман собрал хорошую критическую прессу, причем мнения рецензентов колебались в диапазоне от истеричного приятия до неприкрытой иронии. Обе этих реакции вполне предсказуемы и, по видимому, заложены в структуру маркетингового продвижения романа, обращающегося к довольно болезненным сторонам сегодняшней жизни. Впрочем, «беспощадности» тематики романов Янагихары способны испугаться лишь те, кто не имеет вообще никакого представления о литературе и кинематографе двадцатого века. По сравнению с романами Пьера Гийота или Эльфриды Елинек, тексты Янагихары предстают образцами если не человеколюбивого, то уж точно человекоцентричного взгляда. Если у классиков трансгрессивной прозы, человек объективируется до состояния претерпевающего боль тела, то у Янагихары есть не просто кому почувствовать боль, но и кому осмыслить её последствия, и заявить о ней. Задача Янагихары вполне созидательна и «общественно полезна», иначе ей бы не удалось оказаться на книжной полке магазинов, где расставлены только абсолютные лидеры продаж. Как верно отмечает переводчик романа Виктор Сонькин, в романах Янагихары «нет ничего случайного, он удивительно тонко выстроен и при этом нигде не превращается в object dart, во что-то искусственное.» Впрочем, чрезмерная выстроенность романов Янагихары – в том числе и постоянное переключение шоковых сцен – позволило многим литературным критикам (например, Анне Наринской) назвать их излишне манипулятивными.
Действительно, романы Янагихары хорошо продуманы: она точно знает, как правильно расположить главы, расставить персонажей, о чем заставить их говорить и мыслить. Делая героев зависимыми от травмы или нереализованности, она почти всегда находит возможность эмоционального «выхлопа», не оставляя их наедине с самими собой: ведь «Маленькая жизнь» это прежде всего роман о дружбе. Несмотря на то, что в текстах Янагихары (как в романах, так и в журналистских материалах) довольно подробно обсуждается современное искусство, ее принцип письма довольно консервативен. Приступая к исследованию (иначе не скажешь) жизни своих персонажей, она отказывается от рискованных техник письма в пользу подробного, даже излишне подробного описания жизни своих персонажей. Здесь не может быть смысловых провалов, а все недосказанности со временем будут объяснены. Кому-то такой стиль может показаться образцом капиталистического реализма, запирающего персонажей в удушливом мире интересов и заведомо нереализуемых целей – а для кого оказаться оптимальным в своей объективности.
Автор: Денис Ларионов
Переходите в редактор и начните писать книгу прямо сейчас или загружайте готовую рукопись, чтобы опубликовать ее в нашем каталоге!
Янагихара. Семисотстраничная тяжесть бытия — Год Литературы
Текст: Андрей Мягков
Фото: www.slate.com
Ханья Янагихара, «Маленькая жизнь». Пер. с англ. Александры Борисенко , Анастасии Завозовой и Виктора Сонькина. — М., Corpus, 2016
Книгу, которая нравится абсолютно всем, так и хочется за что-нибудь клюнуть. А ведь с таким настроем кого угодно до полусмерти можно заклевать. «Маленькая жизнь» Янагихары в этом смысле — мишень на загляденье. Восторженная пресса, растаявшие читатели — и при этом из костюмчика торчит столько ниток, что не знаешь, за что хвататься первым. Дернешь из вредности — и вдруг понимаешь, что костюмчик-то с бахромой: хуже от торчащих ниток не становится, крой немного странный, но неожиданно органичный, да и в плечах «Маленькая жизнь» любому читателю в самый раз.
На самом деле, конечно, не любому; и понравиться абсолютно всем роман Янагихары не сможет хотя бы из-за густого гомосексуального фона — иногда происходящее выглядит не широким жестом свободомыслия, а натужной попыткой задавить ксенофобов числом. Раздраженный читатель без труда перечислит и другие прорехи: излишний мелодраматизм, перетекающий в претенциозность, клишированные персонажи и попытка изобразить из себя слезоточивую гранату — добрую половину дистанции автор действительно целится в слезные железы, наворачивая круги вокруг своих страдающих героев, что, несмотря на словесную сдержанность, подчас отдает эксплуатацией простейших эмоций. Есть и другие, не менее обоснованные претензии, но вот в чем фокус: определять «Маленькую жизнь» как сумму недостатков не то чтобы не хочется — это попахивает преступлением. Даже не потому, что достоинства ослепительно яркие, и придирки грозят резью в глазах — такая формулировка не совсем честна. Просто «Маленькая жизнь» наваливается на тебя всей своей семисотстраничной тяжестью и не оставляет никаких сомнений в том, что ты читаешь один самых значительных романов сегодняшнего дня — и честность такой формулировки сомнению также не подлежит.
42-летняя Ханья Янагихара — американка с гавайской генеалогией, и первая же ее книга — «The People in the Trees» («Люди среди деревьев», 2013) — собрала более чем дружелюбную критику, но с рядовым читателем как следует не подружилась. Речь там шла о растлении собственных приемных детей, а главный персонаж был списан с Нобелевского лауреата, вирусолога Дэниела Гайдузека — отец Янагихары тоже был врачом и дружил с Гайдузеком, так что с ситуацией писательница была знакома, что называется, не понаслышке. В «Маленькой жизни», появившейся два года спустя, оптика прямо противоположная — в кадре в основном жертвы, а не преследователи, но оправдывать успех второго романа Ханьи развитой читательской эмпатией — та еще неблагодарность.
Главных героев четверо: разбитной художник Джей-Би, патологически неуверенный в себе архитектор Малкольм, актер и красавец Виллем да скрытный юрист Джуд, который для этой троицы — что-то между смыслообразующим ядром и системой координат. Скрытный он, разумеется, не просто так, но автор вслед за своим героем не спешит откровенничать, так что об истоках джудовых травм — физических и душевных — мы узнаем постепенно, капля за каплей. Провернуть такой трюк Янагихаре помогает свободная от обязательств композиция: застав четверку друзей на экваторе третьего десятка, когда колледж уже позади, а карьерные вершины еще не вынырнули из облаков, мы сопровождаем их куда-то в старость — а по пути то и дело погружаемся в детство, прыгаем в будущее и возвращаемся в относительное настоящее. Иногда такие путешествия случаются в пределах одной сцены, но никакого дискомфорта они не доставляют: несколько абзацев ты с удовольствием копошишься в неведении, а потом какая-то деталь ставит все на свои места — и так до следующего скачка. Из-за этого дальнейшая картография судеб в лучшем случае излишня: линейный пересказ сюжета грозит уничтожить ту сложносоставную вязь, которую плетет Янагихара.
Ведь плетет она ее из недомолвок и смысловых лакун, большинство которых ненавязчиво заполняет по ходу движения — взять хотя бы восхитительную бесформенную экспозицию, в качестве которой, по большому счету, целиком выступает первая часть романа. Персонажи в «Маленькой жизни» не существуют отдельно от среды и раскрываются ей же: вот Джуд и Виллем ищут жилье: по тому, как проходит встреча с агентом, мы понимаем, что с финансами у них туговато. Вот друзья сидят в ресторанчике, и Малкольм, который «никогда не съедал свое блюдо целиком», ставит тарелку в центр стола, «чтобы вечно голодные Виллем и Джей-Би могли доесть оставшееся» — но хотя «Виллем все еще был голоден», он «дал Джей-Би доесть грибы». Через пару абзацев мы узнаем больше о Малкольме и Джей-Би — и тогда сцена в ресторанчике разукрасит образ каждого уверенными мазками. Даже Джуда, который почти не участвует в разговоре и не претендует на грибы — но чтобы это понять, придется осилить еще страниц двести. Какие-то вещи Янагихара сообщает без околичностей, прямым текстом, но за весь роман она ни на страницу не теряет поразительный навык увязывать характер и его проявления в абсолютно естественные жесты, которым прямой текст не нужен — и это, конечно, высший пилотаж.
Важные для иного писателя детали при этом игнорируются: например, внешность чуть ли не всех персонажей так и останется загадкой. Даже время действия — и то растушевано до неприметной «современности». Янагихара отсекает все, что вырывает повествование из потока сиюминутности, несет в себе не эмоции и крупицы характеров, но голую описательность, а предметный мир ограничивает вещами, которые непосредственно соприкасаются с героями. Вместе с ними мы жуем сэндвич с арахисовым маслом, глядим в окно, достаем из машины инвалидное кресло — и ни о чем другом, как и они, в этот момент не помышляем. «На персонажей как будто направлен луч прожектора, все остальное остается в темноте,» — заявляют переводчики в послесловии, и трудно с ними не согласиться.
Пожалуй, из-за этого «Маленькая жизнь» — редчайший образец толстенной книги, из которой не хочется выкинуть ни строчки. Не то чтобы каждая была на вес золота — чего стоит только роспись джудовых терзаний, которая иногда превращаются в заклинившую и бесконечно повторяющуюся видеокассету — но даже чрезмерные и, пожалуй, неудачные фрагменты настолько плотно соотносятся с трепещущим сердцем романа, что, перевернув страницу, начинаешь вспоминать о них как о родимом пятне на щеке любимого человека. То есть без них, наверное, вышло бы совершеннее — но это были бы другая книга и другой человек.
Здесь пора наконец поговорить о трепещущем сердце, благодаря которому «Маленькая жизнь» — роман значительный и, как бы это громко ни звучало, без пяти минут великий.
Есть мнение, что Микеланджело Антониони из фильма в фильм делал одно и то же: брал ноту какой-то невыносимой тоски и, не сбиваясь, тянул ее до финальных титров. В распоряжении Янагихары целая тональность, и свою литературную сонату она отыгрывает с максимально возможным разнообразием — от искрящегося смеха до стылого отчаяния — но ни на секунду текст не покидает какая-то спокойная, безэмоциональная почти интонация человеческой неприкаянности, на которую обречен каждый, кто переживает детство. Отсюда и отстраненность, нарочитая сухость, которая не дает сценам насилия превратиться в гиньоль; сдержанность, которая не позволяет мелодраме свалиться в лимонадный китч; тусклый свет, который пронизывает каждую строчку и превращает не самые оригинальные типажи в живых, — пугающе живых! — романных людей. В конце концов, отсюда, из зазора между интонацией и надрывными человеческими историями, где неровно щебечут шестеренки повествовательных механизмов, и доносится стук сердца, благодаря которому «Маленькая жизнь» — без пяти минут великая книга. Не самые точные слова в не самом точном порядке — но удивительно человечные в единственно возможном.
Так что если на предстоящих новогодних каникулах вас вдруг запрут в комнате и предложат взять с собой одну книгу, хватайте «Маленькую жизнь» и прыгайте под одеяло. Лучше, может, и не станете, но эмоциональное и эстетическое потрясение — тоже не безделица.
Ханья Янагихара, все книги автора: 6 книг
Ханья Янагихара
Статистика по творчеству автора Ханья Янагихара
Серия | Книг | Популярность |
---|---|---|
Книги вне серий | 5 | % |
Год | Книг | Активность |
---|---|---|
2015 | 5 | % |
Переключить стиль отображения :
Люди среди деревьев
Ханья Янагихара
Современная зарубежная литература
Отсутствует
«Люди среди деревьев» – первая книга Ханьи Янагихары. И хотя мировую славу ей принес второй роман, «Маленькая жизнь», дебют получил восторженные отзывы в авторитетных изданиях, отметивших появление сильнейшего оригинального голоса в американской прозе. В 1950 году молодой доктор Нортон Перина отправ…
Аудиокнига
Маленькая жизнь (часть 3-я)
Ханья Янагихара
Современная зарубежная литература
Отсутствует
Международный бестселлер. Финалист премии National Book Award. Победитель премии Kirkus Prize. Книга года на Amazon. Поразительно… Назвать эту книгу шедевром – скорее преуменьшение, чем преувеличение. San Francisco Chronicl ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Университетские хроники, древнегреческая трагедия…
Аудиокнига
Маленькая жизнь (часть 1-я)
Ханья Янагихара
Современная зарубежная литература
Отсутствует
Международный бестселлер. Финалист премии National Book Award. Победитель премии Kirkus Prize. Книга года на Amazon. Поразительно… Назвать эту книгу шедевром – скорее преуменьшение, чем преувеличение. San Francisco Chronicl ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Университетские хроники, древнегреческая трагедия…
Аудиокнига
Маленькая жизнь
Ханья Янагихара
Современная зарубежная литература
Отсутствует
Международный бестселлер. Финалист премии National Book Award. Победитель премии Kirkus Prize. Книга года на Amazon. Поразительно… Назвать эту книгу шедевром – скорее преуменьшение, чем преувеличение. San Francisco Chronicl Университетские хроники, древнегреческая трагедия, воспитательн…
Аудиокнига
Маленькая жизнь (часть 2-я)
Ханья Янагихара
Современная зарубежная литература
Отсутствует
Международный бестселлер. Финалист премии National Book Award. Победитель премии Kirkus Prize. Книга года на Amazon. Поразительно… Назвать эту книгу шедевром – скорее преуменьшение, чем преувеличение. San Francisco Chronicl ЧАСТЬ ВТОРАЯ Университетские хроники, древнегреческая трагедия…
Маленькая жизнь
Ханья Янагихара
Современная зарубежная литература
Отсутствует
Университетские хроники, древнегреческая трагедия, воспитательный роман, скроенный по образцу толстых романов XIX века, страшная сказка на ночь – к роману американской писательницы Ханьи Янагихары подойдет любое из этих определений, но это тот случай, когда для каждого читателя книга становится уни…
Ханья Янагихара, «Маленькая жизнь»: dissomnia — LiveJournal
Когда я думаю, как бы получше рассказать, о чем книга Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь», мне вспоминается рассказ одной женщины. У нее ребенок с ДЦП, глубокий инвалид. Иногда она говорит о том, какое отчаяние вызывают бесконечные интернет-советчики со своей вечной песней «любовь побеждает все, надо просто его любить». В какой-то момент она стала отвечать: «Ну приезжайте и любите его. Моя любовь отчего-то не помогает ему выздороветь и стать обычным ребенком.»Каждый раз я вспоминаю этого ребенка с ДЦП и его маму как пример того, что любовь не всегда побеждает. Иногда обстоятельства оказываются сильнее и страшнее самой большой любви. Мы – не боги. И наша маленькая с точки зрения вечности жизнь – это просто попытки быть хорошим человеком, стать немного лучше, ощутить немного счастья.
В послесловии к книге с иронией говорится о том, что некоторые критики восприняли ее как гей-манифест поколения. Мол, это рассказ о страданиях гомосексуалов, об их сложных отношениях и о жестокости жизни по отношению к ним. Однако это кажется мне далеким от истины.
Это удивительная, многослойная книга, которая вызывает множество сильных чувств. Не читайте ее, если вам плохо – есть вероятность, что станет еще хуже. Не читайте, если все время куда-то спешите – вы не сможете погрузиться в ритм повествования и многое упустите. Не читайте, если заняты чем-то важным – велика вероятность, что «Маленькая жизнь» перетянет все ваше внимание на себя, и вы ни о чем другом думать не сможете.
Эта книга – лучшее, что мне встречалось в художественной литературе о нейропатической боли и посттравматическом стрессовом расстройстве. Эти проблемы описаны в ней глубоко, детально, точно, ярко. Как невролог я была просто потрясена познаниями автора о деталях этих болезней. Ханья Янгихара очень реалистично повествует о том, как они способны перевернуть жизнь человека. Я бы советовала эту книгу к прочтению студентам медицинских ВУЗов. Понять, что такое нейропатическая боль, просто прочитав несколько учебников, невозможно. Понимание приходит позже, когда познакомишься с многими пациентами и их реальными историями. Джуд будто стал одним из таких пациентов, который рассказал о своих страданиях без преувеличения и лишних эмоций. И оттого его рассказ представляется ошеломляющим.
Конечно, эта книга о любви. О том, что наивно полагать, будто любовь побеждает все. И все-таки – это единственный способ оставаться человеком, любить важно даже в непреодолимых обстоятельствах, даже тогда, когда заранее знаешь, что твоя любовь не поможет победить болезнь. Близкие Джуда раз за разом демонстрируют безусловную любовь, принятие и смирение. И наблюдение за героями книги Янагихары дает прямо-таки психотерапевтический эффект: ты с удивлением убеждаешься, что можно прожить долгую жизнь и ни разу не позволить внутреннему мудаку взять верх. Гарольд, Джулия, Виллем (особенно Виллем), Малькольм дают на страницах романа такой мастер-класс по безусловной любви, что не перестаешь удивляться, но в то же время и говоришь себе: «А ведь так и стоило бы поступать всегда, и это вполне возможно.»
Ханья Янагихара говорит, что это книга о дружбе. О такой дружбе, которая знакома немногим из нас – не просто приятельство, не формальные поздравления с праздниками и не бесконечное откладывание встреч на потом – а настоящее чувство глубокой привязанности, которое важнее всего остального. «Конечно, это же геи, у них нет семьи и детей, что им еще остается, кроме дружбы?» — говорит внутренний гадкий голосок, но все куда сложнее. У некоторых героев книги есть семья, и все-таки ни напряженная работа, ни родня, не мешают им оставаться хорошими друзьями, быть чуткими слушателями, иногда становиться почти родителями, братьями, сестрами, делать невозможное, жертвовать очень многим друг для друга, не особенно задумываясь, как велика эта жертва.
Во всех рецензиях говорят о том, что Джуд быстро становится родным. Он влюбляет в себя все свое окружение и, конечно, читателей: эмпатичный, с безупречными границами, скромный, красивый – он является представителем какого-то инопланетного, редкого вида существ. Кажется, что он близок к святому, и постоянные флешбеки со сценами страшного насилия и предательств только усиливают контраст между тем, что он о себе думает и тем, кем является на самом деле. И его безупречность не вызывает раздражения, а воспринимается как нечто само собой разумеющееся.
Как бы ни порицали Янагихару за избыточную натуралистичность неприглядных сцен, эта книга показалась мне очень красивой и бесконечно доброй. Она о том, что быть хорошим человеком – важно. И, хоть этой порой и очень сложно, но все-таки действительно стоит того.
как создавался один из главных романов прошедшего десятилетия — блог Storytel
Дарджер умер в 1973-м, прожив долгую, но очень одинокую жизнь. В восемьдесят лет из-за увечий и тяжелой работы он больше не мог ухаживать за собой и переехал из скромной комнаты в пансионе, расположенном в занюханном районе, в католическую миссию святого Августина. Тогда хозяин помещения, решив очистить комнату от хлама, и нашел множество художественных работ, представляющих огромный интерес. В последние годы Дарджер совсем плохо себя чувствовал. «Ноги доставляли ему все больше страданий, он сильно хромал, время от времени приступы случались такие лютые, что он не мог стоять. Боль появилась в боку — такая, что он иногда часами напролет сидел и костерил всех святых», — пишет Оливия Лэнг.
Несмотря на то, что Янагихара ни разу в многочисленных статьях и интервью о «Маленькой жизни» не упоминает ни Войнаровича, ни Дарджера, частичное совпадение их историй с историей Джуда не может быть случайным, как и ее задумка, подобно Дарджеру, написать тысячестраничный роман. Джуд вырос в приюте, неоднократно подвергался издевательствам, физическим пыткам и сексуальному насилию. Этот одинокий и брошенный мальчик, тело которого брат Лука продавал за деньги, со временем превращается в талантливого юриста, окруженного друзьями, принадлежащими к творческим профессиям. Повзрослевший Джуд постоянно хромает, мучается от ужасных болей, завязывает отношения с лучшим другом и впадает в состояние шока, когда один за другим близкие уходят из его жизни.
Разглядев в нарочитой гиперболизации страданий Джуда отголоски историй, произошедших с реальными людьми, хочется вновь перечитать роман, остановиться на определенных эпизодах, вглядеться повнимательнее в текст и попробовать снова понять, как он сделан и почему так сильно притягивает к себе — или отталкивает.
Сама Янагихара говорит, что, создавая «Маленькую жизнь», не хотела концентрироваться на травме и насилии, она писала о дружбе и взрослении. Свою книгу она называет своеобразной параболой взрослой жизни, которая в самом начале наполнена невероятными возможностями, но со временем становится все более замкнутой. Каждый в конце предоставлен сам себе, а близкие приходят и неминуемо уходят. Однако в конечном итоге лишь травма способствует взрослению человека, это есть часть жизни. Здесь нет никакого противоречия.
дать понять, что ты не одинок . Почти два килограмма слов
Свой первый роман The People in the Trees Ханья Янагихара закончила в 2013 году. В основе сюжета — история из жизни Даниела Карлтона Гайдузека.
Врач-физиолог, нобелевский лауреат, человек, своим открытием изменивший историю медицины, в 1996 году он попал под суд по обвинению в растлении собственных приемных детей.
Гайдузек был другом семьи Янагихара, Ханья знала его лично и, когда он умер (в 2008-м), позаимствовала ключевые факты его биографии для своего дебюта. Она — дочь врача-гематолога — с детства интересовалась анатомией и медициной: «Болезни завораживают меня: то, что чужак может сделать с организмом хозяина, как захватчик с государством, и как инфекция…»; именно эту тему — тему паразитизма и слабости плоти — она взяла за основу, когда решила попробовать себя в литературе.
Критики хвалили книгу, называли самым амбициозным дебютом последнего времени. И было за что — в «Людях в деревьях» есть все необходимые ингредиенты Великого Американского Романа:
— масштабный замысел: сюжет вращается вокруг открытия белка, замедляющего старение, то есть фактически эликсира молодости;
— социальная критика: история о фармакологических компаниях, жадность которых стала причиной исчезновения целой культуры на острове в Микронезии;
— сюжетная рамка, отсылающая к «Лолите»: главный герой — ненадежный рассказчик — пишет мемуары, пытаясь избежать обвинений в растлении малолетних.
И все же ни похвалы критиков, ни огромный размах не обеспечили роману особый успех у читателей. Да и сама Янагихара спустя два года в интервью для The Guardian сказала: «Это не та книга, в которую можно влюбиться». И написала следующую, в которую влюбились все.
Второй роман получил название «Маленькая жизнь» (A Little Life), и хотя с дебютной книжкой он не пересекается, между ними все же есть внутренняя связь: если в «Людях в деревьях» автор дает читателю возможность заглянуть в голову к хищнику, растлителю, то в «Маленькой жизни» все наоборот — мы наблюдаем за жертвой сексуального насилия.
В центре внимания четыре друга: юрист Джуд, актер Виллем, художник Джей-Би и архитектор Малкольм. Ядро сюжета — жизнь Джуда; друзья и их истории вращаются вокруг него, как спутники. A Little Life — книга о власти прошлого, ее структура полностью отражает замысел: роман не линеен — в том смысле, что время здесь двигается одновременно вперед и назад. Все начинается, когда героям где-то по 25 лет, а дальше идет мозаика из событий прошлого и будущего. Такая композиция позволяет не только сделать историю очень динамичной, но и добавить в нее элемент тайны, квазидетективный сюжет — читатель сразу замечает белые пятна в биографии главного героя и начинает задавать вопросы: как Джуд получил свои травмы? и почему он увиливает от разговоров? Автор сама постоянно заостряет на этом внимание: «Ему нравилось делать вид, что он один из них, хотя он и знал, что это не так»; «Джуд боялся, что если не будет двигаться вперед, то соскользнет назад, в прошлое, в жизнь, которую он покинул и о которой никому из них не рассказывал»[33].
В США, несмотря на восторженные рецензии, роман много критиковали за «излишнюю жестокость», но это сильное преувеличение. Довольно странно слышать такие претензии от американских рецензентов, у них есть и более жестокие и эпатажные писатели: в «Отеле Нью-Гемпшир» Джона Ирвинга есть сцена группового изнасилования, от которой волосы встают дыбом, в его же книге «В первом лице» свою жизнь во всех подробностях пересказывает герой, которого влечет к транссексуалам. Да и вообще, по сравнению с текстами Ирвинга (или Джонатана Литтелла) работа Янагихары — образец умеренности.
Наконец самое главное: на русском языке «Маленькая жизнь» вышла в конце 2016-го, и это, кажется, идеальное время для появления такого большого, умного и провокационного романа. Когда тема замалчивания травм прошлого и сексуального насилия в России все чаще всплывает в СМИ и соцсетях, становится ясно — у нас пока просто не существует контекста, в рамках которого люди могли бы обсудить такие болезненные темы, у нас ведь «не принято выносить сор из избы»: даже робкие попытки женщин написать о своем травматичном опыте вызывают в обществе целую бурю эмоций, и в итоге вместо проработки проблемы все скатывается к обвинениям жертвы и слатшеймингу.
>>>
В 1966 году американские психологи Мелвин Лернер и Кэролайн Симмонс провели эксперимент. Суть простая: 72 студентки наблюдали за тем, как их однокурсница выполняет тест. За каждый неправильный ответ девушка получала удар током. Студентки, разумеется, сочувствовали ей — но лишь сначала. Прошло немного времени, и сочувствие сменилось обвинениями: ближе к концу теста студентки были уверены, что жертва заслужила наказание, — если б готовилась получше, могла бы избежать ударов.
Лернер и Симмонс объяснили такое поведение верой людей в справедливость мира: мы подсознательно верим, что все происходящее с человеком — результат его поступков. За хорошие дела мир награждает нас, за плохие карает.
Звучит логично, но есть одно но: эта вера — когнитивная ловушка.
Люди склонны искать оправдание тем вещам, на которые не могут повлиять. Среди таких вещей — насилие. Если тебя бьют током во время теста — сама виновата: плохо готовилась. Если тебя избили и ограбили по пути домой — сам/а виноват/а: зачем так поздно шляешься по темным переулкам? Если тебя изнасиловали — сам/а виноват/а, и не говори, что не понимала, к чему все идет. Мы подсознательно верим в справедливость мира и потому закрываем глаза на то, что способно поколебать, подточить эту нашу веру.
Поэтому «Маленькая жизнь» и подобные ей книги сейчас очень нужны — они создают контекст, в рамках которого обсуждение больных и интимных вопросов может перейти на более цивилизованный уровень. Разумеется, книга не способна заменить психотерапевта — сама Янагихара говорит об этом в интервью. И все же кое-что книга может: дать человеку понять, что он не одинок.
«Маленькая жизнь» — притча о не-одиночестве. События в ней происходят в условном «сейчас», автор сознательно стерла все приметы современности, превратила текст в огромную, жестокую сказку, которая как бы напоминает нам: время и место не важны, потому что то, о чем я вам сейчас расскажу, было всегда.
И всегда будет.
И с этим надо что-то делать. Как минимум — говорить об этом.
Hanya Yanagihara
От автора классического МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ, — смелого, блестящего романа, охватывающего три столетия и трех различных версий американского эксперимента, о любовниках, семье, потерях и неуловимом обещании утопии.
В альтернативной версии Америки 1893 года Нью-Йорк является частью Свободных Штатов, где люди могут жить и любить кого угодно (по крайней мере, так кажется). Хрупкий молодой отпрыск знатной семьи сопротивляется помолвке с достойным женихом, ничуть не тянется к очаровательной учительнице музыки.В 1993 году на Манхэттене, охваченном эпидемией СПИДа, молодой гавайец живет со своим гораздо более старшим и более богатым партнером, скрывая свое беспокойное детство и судьбу отца. А в 2093 году, в мире, раздираемом чумой и управляемом тоталитарным правлением, поврежденная внучка могущественного ученого пытается жить без него и разгадывать тайну исчезновения своего мужа.
Эти три части объединены в увлекательную и гениальную симфонию, поскольку повторяющиеся ноты и темы углубляют и обогащают друг друга: таунхаус в парке Вашингтон-сквер в Гринвич-Виллидж; болезнь и лечение, за которое приходится очень дорого; богатство и убожество; слабые и сильные; гонка; определение семьи и государственности; опасная праведность сильных мира сего и революционеров; стремление найти место в земном раю и постепенное осознание того, что его не может быть.Что объединяет не только персонажей, но и эти Америки, так это то, как они соотносятся с теми качествами, которые делают нас людьми: страхом. Любовь. Стыд. Нужно. Одиночество.
TO PARADISE — это роман с удивительным литературным эффектом fin de siecle , но, прежде всего, это произведение эмоционального гения. Великая сила этого замечательного романа обусловлена пониманием Янагихара страстного желания защитить тех, кого мы любим — партнеров, любовников, детей, друзей, семью и даже наших сограждан, — а также боли, которая возникает, когда мы не можем.
Ханья Янагихара — биография, факты, семейная жизнь, достижения
Краткая информация
День рождения: 20 сентября 1974 г.
Возраст: 46 лет, 46 лет Женщины
Знак Солнца: Дева
Также известна как: Hanya K Yanagihara
Страна рождения: США
Место рождения: Лос-Анджелес, Калифорния, США
Известен как: Писатель
Романисты Американские женщины
Семья:отец: Рональд Янагихара
U.Штат Калифорния
Город: Лос-Анджелес
Дополнительные факты
образование: школа Пунаху, Смит-колледж
награды: 2015 · Маленькая жизнь — Букеровская премия
2015 · Маленькая жизнь — Национальная книжная премия за художественную литературу
2015 · Маленькая жизнь — Goodreads Choice Awards Лучшая художественная литература
2014 · Люди на деревьях — Премия ПЕНа / Роберта Бингема
2019 · T — Премия Джеймса Берда за продовольственное покрытие в публикации для широкой публики
2001 · Take Out : Queer Writing from Asian Pacific America — Lambda Literary Award for Anthologies / Fiction
Рекомендуемые списки:
Кто такая Ханья Янагихара?
Ханя Янагихара — американский автор и редактор, известная своими романами «Люди на деревьях» и «Маленькая жизнь».Помимо того, что она является автором, она также занимает должность старшего редактора журнала T: The New York Times Style Magazine. Она была отмечена множеством наград после того, как был опубликован ее второй роман «Маленькая жизнь». Она была одним из финалистов Национальной книжной премии 2015 года, и в том же году роман вошел в шорт-лист Букеровской премии человека (в категории художественной литературы). Ханя Янагихара сталкивается с несколькими проблемами, пытаясь найти баланс между своей работой редактора и ежедневным написанием художественной литературы и романов. Она много читает и считает писателей Кадзуо Исигуро, Хилари Мантел и Джона Банвилла своими самыми большими вдохновителями.
Кредит изображения
https://www.youtube.com/watch?v=s5PLQQ_qsEM
(MIT Comparative Media Studies / Writing)
Кредит изображения
https://www.youtube.com/watch?v=YcVaqjJ0jx0
(Algún día en alguna parte)
Кредит изображения
https://www.youtube.com/watch?v=ILGANyMPtXU
(ubookstore)
Кредит изображения
https://www.youtube.com/watch?v=QIQQRIMi0_U
(Индус)
Кредит изображения
https: // www.youtube.com/watch?v=8GsiPoo7mH0
(TV247)
Рекомендуемые списки:
Карьера
Ханя Янагихара переехала в Нью-Йорк из Массачусетса в конце 1990-х годов и начала работать публицистом. В конце концов она начала писать роман «Люди на деревьях», который был опубликован в 2013 году. Роман частично основан на жизни американского исследователя и врача Дэниела Карлтона Гайдусека. Гайдусек получил Нобелевскую премию 1976 года (совместно с Барухом С.Блумберг) по физиологии и медицине. Позже Гайдусеку было предъявлено обвинение в растлении детей. Он признал себя виновным, признавшись в сексуальных отношениях с несколькими детьми мужского пола, которых он привез из южной части Тихого океана. Он провел год в тюрьме. Позже он отбыл пятилетний испытательный срок без присмотра в Европе, деля свое время между Нидерландами и Норвегией. Роман также был частично основан на другом Нобелевском лауреате, докторе Абрахаме Нортоне Перина, который был приговорен к тюремному заключению после того, как был признан виновным в сексуальном насилии над его собственными детьми.Главный герой романа, основанный на вышеупомянутых нобелевских лауреатах, пишет свои мемуары, находясь в тюрьме. Книга получила хорошие отзывы, и ее хвалили The New York Times и The Guardian.
Она присоединилась к T: The New York Times Style Magazine в качестве их главного редактора и столкнулась с множеством критических замечаний. за то, что выбрал такую работу после того, как стал писателем-бестселлером. По словам Янагихары, люди осуждали ее за то, что она работала в журнале мод, поскольку считали, что такая работа не будет соответствовать ее навыкам.
В 2015 году, через два года после выхода ее дебютной книги, вышла вторая книга Хани Янагихара. Книга под названием «Маленькая жизнь» была основана на четырех друзьях и их жизнях. История охватывает четырех разных персонажей и их индивидуальные жизни, влияющие друг на друга. Янагихаре потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы закончить эту книгу, одновременно работая в журнале T: The New York Times Style Magazine. Как и ее предыдущая работа, эта книга также получила восторженные отзывы от большинства критиков и ведущих журналов и газет, таких как The Atlantic, «Житель Нью-Йорка» и «Уолл Стрит Джорнал».В 2015 году Янагихара выиграл престижную премию Киркуса в области художественной литературы и вошел в шорт-лист Букеровской премии 2015 года. В 2017 году она вошла в шорт-лист медали Эндрю Карнеги за выдающиеся достижения в области художественной литературы и Международной Дублинской литературной премии.
Вам может понравиться
Рекомендованных списков:Рекомендованных списков:
Читать ниже
Семья и личная жизнь
Ханя К. Янагихара родилась 20 сентября 1974 года в Лос-Анджелесе, Калифорния.Ее отец, Рональд Янагихара, гематолог. На протяжении детства Хани семья много переезжала по работе отца. Она училась в средней школе Пунахоу, когда жила на Гавайях со своей семьей. Позже она поступила в Смит-колледж в Нортгемптоне, штат Массачусетс, и окончила его в 1995 году.
Рекомендованные списки:Рекомендованные списки:
Интервью с Ханей Янагихарой
Когда я попросил об интервью с Ханей Янагихара, она вежливо согласилась при условии, что мы будем общаться по электронной почте.«Боюсь, что на собеседованиях я не могу четко сформулировать свои мысли (они заставляют меня нервничать), — писала она, — так что пока я предпочитаю писать вопросы и ответы по электронной почте».
Это казалось подходящим запросом от автора, написавшего оба своих романа, Люди на деревьях и Маленькая жизнь — книги, наполненные центральными персонажами, которые неуловимы и уклончивы даже для самых близких им людей. секрет, хотя и в радикально диаметральных временных рамках. ( Люди на деревьях заняли восемнадцать лет; Маленькая жизнь , всего восемнадцать месяцев.) «Присылайте первую партию в любое время», — сказала она мне. «Таким образом, я могу начать работать над этим в более спокойные моменты и дать подробные ответы». К моему первоначальному списку из двадцати пяти запросов она вернула более пяти тысяч слов.
Как и язык ее книг, ее ответы были подробными, кинематографичными и щедрыми; она болтает на странице. Но признаю, что в Ханье меня привлекло ее прошлое. Она жила на Гавайях, как и я, и мы закончили одну среднюю школу; у нас есть общие друзья.Но хотя наши пути никогда не пересекались дома, много лет назад я видел, как Ханя говорила в Бруклине, и лично она не казалась ни невнятной, ни нервной.
Остроумная и небрежно едкая, она выдыхала свои мысли без пауз и усилий. Она искала слова, возможно, из инстинктивной защиты, только когда говорила о своем лучшем друге Джареде Хольте, который является печатным редактором журнала New York и был ее единственным читателем в процессе написания обоих ее романов.После того, как Ханя рассказала толпе, что Хольт никогда не плакал, читая Маленькая жизнь , женщина рядом со мной очень серьезно воскликнула: «Чудовище!», Как будто только социопат мог уйти от этой книги без слез.
К счастью, мое интервью с Янагихарой было менее травматичным, чем опыт чтения Маленькая жизнь , который для меня был захватывающим, но эмоционально истощающим. Проницательность и едкий остроумие Хани пронизывали ее ответы. Мы обсудили ее детство, писательство и редактирование, и, что очень любезно, Нормана Хиндли, нашего ныне покойного учителя английского языка, который учил нас обоих, много лет с разницей, в нашей средней школе на Гавайях.—Алексис Чунг
I. ЧИСТОЛИЯ ВЗРОСЛЫХ
ВЕРУЮЩИЙ: Каким было ваше детство?
ХАНЬЯ ЯНАГИХАРА: Я родился в Лос-Анджелесе, а потом мы начали переезжать: в Гонолулу, в Нью-Йорк, в Балтимор, в Ирвин, обратно в Гонолулу, в небольшой городок в Техасе. Я не возражал против переезда — дети в основном принимают данную им жизнь, и только когда мне исполнилось двадцать, я осознал, насколько чрезмерным было переезд, но я ненавидел Техас.Городок был маленьким, около семидесяти пяти тысяч человек, и настроение было постоянным враждебным; Это был 1984 год, нефтяной бум только что закончился, и людей увольняли. В школе я всегда осознавал, что я единственный азиат и что у моего отца была работа, в то время как многие родители моих одноклассников не работали — даже тогда я чувствовал ту нервозность, которая так часто переходит в насилие, это кипящее недовольство. Винсент Чин был забит до смерти в Детройте двумя годами ранее, и позже я понял настроение, которое поощряло и допускало это убийство.
Когда мне было тринадцать, я решил, что с меня хватит Техаса, и подал заявление, чтобы вернуться в школу в Гонолулу, которую я посещал перед отъездом; Мне повезло, что у меня были родители, которые меня отпустили и могли позволить себе отправить меня. Я жил с бабушкой и дедушкой в течение года, прежде чем мои родители переехали; они, в свою очередь, остались там на год, а затем переехали в Северную Калифорнию, и я окончил среднюю школу, живя с одним из моих учителей, Гарри.
BLVR: Каким был этот опыт?
HY: Это было чудесное позднее детство: Гарри и его жена Тибби, которая также была учителем и которую я боготворил, жили в кампусе, и, вернувшись домой ночью, он давал мне ключи от верхней школы. -школьный бассейн, и я сам поплаваю.Мои родители любящие, но несентиментальные, и я не скучала по ним; они, со своей стороны, были довольны тем, что я хорошо провожу время. Я благодарен им за многие вещи, которые никогда не казались замечательными, когда я рос, и одна из этих вещей — то, насколько они не подвергались угрозе из-за моих постоянных поисков резервных родителей — другие матери и отцы возмутились бы этим, но они никогда этого не сделали. Поэтому я всегда искал других родителей, заменяющих родителей, и всегда находил их.
BLVR: В Люди на деревьях вы благодарите Нормана Хиндли.Это Норман Хиндли из отделения английского языка школы Пунаху?
HY: Да, то же самое. Я не знаю, была ли у вас такая учебная программа, когда вы там учились, но когда я был студентом, был очень большой и редкий акцент на современной художественной литературе и, особенно, на поэзии. Все одиннадцатиклассники прошли годичный курс под названием «Американская литература», а все старшеклассники — британскую литературу. Когда я думаю об объединенном списке поэтов, которых мы читаем на этих курсах, особенно о Brit Lit: Тед Хьюз, Филип Ларкин, Стиви Смит, Кэрол Энн Даффи, я чувствую себя очень удачливым.Норман был трансплантатом из Род-Айленда, немного похожим на мультяшного морского капитана и много лет преподавал на острове Молокаи. Молокаи на протяжении десятилетий был известен как колония изгнания для людей, живущих с болезнью Хансена или проказой: многие считали (и до сих пор) остров населен призраками или врожденным несчастьем, и все же Норман искренне любил его; он говорил об этом месте и его обитателях с такой любовью и удивлением.
Он также руководил группой после школы под названием Late Mail, которая представляла собой семинар по написанию стихов.Я не присутствовал — я не писал стихов, — но я был участником другого внеклассного семинара, который был посвящен чтению современной американской поэзии и художественной литературы. Он не был первым учителем, который серьезно отнесся к моему письму, но он, безусловно, меня вдохновил. И он научил меня и другим вещам: как писать критическое эссе, как пробовать вино, как читать текст, как слушать джаз. Он даже был моим старшим выпускником. Мне посчастливилось учиться в этой школе в эпоху, когда встречи между учениками и учителями поощрялись; было несколько учителей, которые жили в кампусе (Норман жил за углом от Гарри), и они регулярно приглашали студентов на ужин по выходным.Надеюсь, так оно и есть: серьезно относиться к взрослому, которым вы восхищаетесь, — это отличный подарок. Дети, как и взрослые, хотят уважения, но только когда вы станете старше, вы поймете, как мало людей на самом деле его расширяют.
BLVR: : Как ваши родители повлияли на вашу писательскую карьеру?
HY: Мне повезло, потому что у меня были родители, которые считали, что быть писателем — вполне приемлемое занятие. Они действительно надеялись, что я буду художником, и мне снова повезло, что я вырос с людьми, которые любили создавать вещи: мой отец плел корзины, расписывал мебель и резные фигурки из дерева; моя мама стегала, вышивала и шила (раньше она была начинающим керамистом).Они оба рисовали — на самом деле они встречались как иллюстраторы учебников для школьной системы штата Гавайи. Они сделали мою одежду, постельное белье, часть моей мебели и многие из моих игрушек. И они разрешили мне послушать их разговоры, они разрешили мне присутствовать в комнатах, пока обсуждались вещи: они разрешили мне наблюдать. Для писателя нет лучшей подготовки, чем это.
Мне только что пришло в голову, что — хотя речь идет не о писательстве в целом — они также попали в A Little Life особым образом.Часть этой книги — дань уважения образу жизни моих друзей и меня: жизни без детей, без брака, жизни, которые редко можно увидеть в популярном искусстве, если только это не изюминка или трагедия, жизни, которые многие не считают полноценными, законная взрослая жизнь. И все же, когда я рос, у моих родителей всегда было множество друзей, некоторые из которых сами жили разной жизнью. Не во всех смыслах: они, как правило, были образованными, профессиональными и принадлежали к среднему классу, люди, которые, как и они, происходили из семей рабочего класса и успешно закончили аспирантуру.Я не припомню, чтобы кто-то был открытым геем. Но у них действительно были друзья самых разных рас, религий и национальностей. У них были друзья-маленькие люди. У них были друзья-радикалы и друзья-аскеты. У них были друзья-инвалиды и больные. И у них было много друзей, которые выбрали этот другой путь взрослой жизни, которые не были женаты, у которых не было детей, чья жизнь не походила на их собственную. Так что такая жизнь никогда не казалась чем-то меньшим, чем мне.Одиночество от того, что я живу, проистекает из того факта, что очень многие люди с по думают, что это меньшее существование, чистилище настоящей взрослой жизни.
II. МОРСКАЯ РЫБА, ПРЕСНОВОДНЫЙ ПРУД
BLVR: Почему вы приехали в Нью-Йорк?
HY: Я пришла работать в книгоиздание. Я закончил колледж в 1995 году, пропустил его сам, вернулся на Гавайи на месяц, собрал две вещевые сумки и переехал в гостиную квартиры друга в Бруклин-Хайтс.Через месяц после этого я устроился на свою первую работу продавцом в Ballantine Books. Я спал на диване в Бруклине все лето, а потом мы с другом по колледжу сняли квартиру с одной спальней на Двадцать пятой между Второй и Третьей; Я снова занял гостиную.
BLVR: Почему ты остался?
HY: Я остался частично потому, что каждый, кто приходит сюда, полон решимости не позволить городу победить их, и потому что, когда вы молоды и привилегированы, вы часто можете убедить себя, что вам здесь весело, даже когда тебя нет: как и многие люди, которые приходят сюда, я верил всем песням.Но я также сознавал, что остался, потому что не хотел быть похожим на своих родителей, переезжая, когда что-то становилось неприятным или скучным. Прожив здесь пять лет, я достиг своей цели — жить в одном месте дольше, чем когда-либо жил где-либо еще, и к тому времени я тоже полюбил город. Но теперь то, что удерживает меня здесь, — это присутствие моего лучшего друга и пары других людей, которых я люблю, что является немаловажной причиной остаться. И моя квартира. И инерция. Но я отчаянно хочу переехать: в Гонконг, в Токио, в Мумбаи.Если я когда-нибудь перееду жить в Азию, это будет самым большим сожалением в моей жизни.
BLVR: Вы утверждаете, что не были хорошим редактором книг. Это почему?
HY: Я жил в довольно коммерческом доме (Риверхед, в то время более коммерческий, чем сегодня), и у меня просто не было глаза на книгу нужного типа: книгу, которая была хорошо написана и имел некоторый потенциал продаж. (Сейчас, когда я это пишу, это звучит абсурдно — какие редакторы это знают? Ну, некоторые знают.) Но более серьезная проблема заключалась в том, что у меня просто не было совершенства или социальных навыков для публикации книг. Опять же, это звучит странно, когда я пишу это: сейчас, спустя почти двадцать лет после моей последней работы в книгоиздании, я знаю, что в книгах гораздо больше социально некомпетентных людей, чем в издательских журналах. Однако в то время я просто не чувствовал себя достаточно: достаточно умным, достаточно смекалистым, достаточно начитанным, достаточно образованным, достаточно обаятельным. Во многом это, вероятно, произошло из-за того, что я был очень наивен и на самом деле не знал, как себя вести в офисе.Это сделало меня ужасным помощником, а это, в свою очередь, сделало меня ужасным младшим редактором книги. Я приобрел одну книгу, « Tipping the Velvet » Сары Уотерс, которая была отправлена моему боссу, но она разрешила мне купить ее, потому что я ее обожал.
Я был убит горем, оставив книгоиздание, но мне было ясно дано понять, что я никогда не собираюсь продвигаться вперед. Итак, в 1999 году я пошел в стартап, занимающийся электронным контентом, Contentville.com, который продвигал себя как альтернативу Amazon. У Contentville было родственное издание под названием Brill’s Content , и нанявший меня человек, Дэвид Кун (который был редактором обоих), привел меня в журнал.Сразу же мне показалось, что я был морской рыбой, которую наконец вернули в океан после многих лет в пресноводном пруду: мне нравился темп, и мне нравились личности — все были такими дерзкими и непристойными, такими непохожими на персонажей Я знал из книгоиздания. (При публикации журналов допускается и даже поощряется определенная глупость.) Мне также повезло, что у Дэвида был начальник, который доверял мне и позволил мне изучить, что значит быть редактором. Теперь он литературный агент и по-прежнему дает мне хорошие советы.
BLVR: Считаете ли вы, что хороший редактор журнала?
HY: Я думаю, что я редактор репортера. Хороший репортер — это особый навык, которым я восхищаюсь и которым не обладаю. Я ценю людей, которые умеют задавать правильные вопросы, которые являются отличными исследователями, которые умеют собирать информацию, и мне нравится работать с ними, чтобы превратить их информацию в статью. Хорошие репортеры, как правило, восприимчивы к редактированию и к более совместной форме написания в целом, и вы всегда в конечном итоге узнаете больше из того, как они работают, чем вы ожидаете.
Моя самая большая сила как редактора, я считаю, — это структура: я знаю, как переупорядочить фрагмент, я знаю, как добраться до запутанной истории и извлечь важный рассказ. И я могу сделать и то, и другое очень быстро. Я также думаю, что стал лучше вырезать текст. Конечно, не всегда это нравится, но теперь я знаю, как что-то извлекать, не жертвуя его сущностью.
Я знаю, что стал лучшим редактором, чем был, когда начинал, двадцать лет назад. Я меньше боюсь текста, меньше боюсь писателя и, что особенно важно, больше не верю, что должен оставлять свой след в каждой истории.Иногда самое сложное, что вы можете сделать как редактор, — это не сделать ни единой заметки. Идея о том, что все и все нуждаются в редактировании, на самом деле является выдумкой. У меня были фрагменты, в которых я думал: «Ну, я мог бы сделать то или это, или изменить это слово», но в конце концов я оставил это. Изменение чего-либо не обязательно равносильно тому, чтобы сделать произведение более точным, что и является целью редактирования: это просто изменение, потому что вы чувствуете, что можете, должны или должны.
BLVR: Используете ли вы глаз редактора, когда пишете?
HY: Иногда.Как и в случае с редактированием, я считаю, что моя сила как писателя — это структура. Это не тот навык, который часто обсуждается, когда мы обсуждаем художественную литературу, или, во всяком случае, не столько, сколько язык или развитие характера, но это первое, что я определяю перед тем, как начать писать — не только книги, но и что угодно. Думаю, я знаю, как хорошо продвигать повествование. Я думаю, что знаю о повторении, что я стараюсь как можно чаще составлять различные предложения (хотя, я бы сказал, не в этом интервью). Это все, чему я научился, редактируя журналы.
И все же я знаю, что я тоже снисходительный писатель, но не уверен, что я хочу что-то изменить. Написание должно быть снисходительным: вы должны сильно рисковать на странице, вы должны делать большие ошибки, вы должны временами быть чрезмерными. Как писатель я позволяю себе делать то, что, вероятно, вряд ли позволю себе как редактор.
BLVR: Что, по вашему мнению, писатели могут взять от редакторов и наоборот?
HY: Большая часть работы редактора на самом деле похожа на няню: во многих смыслах вы здесь, чтобы защищать и защищать, успокаивать и убирать.От писателей я прошу уважения. Под этим я подразумеваю, что хочу, чтобы они уважали меня достаточно, чтобы сдать чистый черновик. Я хочу, чтобы этот черновик был настолько хорош, насколько это возможно. Я хочу, чтобы слова были написаны правильно. Я хочу, чтобы цитаты, ссылки и даты были точными. Я хочу прочувствовать мысль, стоящую за этими словами. И я хочу, чтобы он был сдан вовремя. Меня сводит с ума, когда я получаю рассказ, который, очевидно, совмещен, и то же самое можно сказать о рукописи; вы должны уважать своего читателя — в данном случае своего редактора — достаточно, чтобы дать ей то, что отражает все ваши усилия.(Не говоря уже об уважении к самому тексту.)
В конечном счете, однако, самая важная обязанность редактора такая же, как и у врача: во-первых, не навредить — ни ненужной хирургии, ни ненужной терапии. Работа редактора — сделать так, чтобы писатель походил на нее самого. Это звучит так просто, но сделать это очень сложно. Лучшие редакторы — мой первый читатель — один из них — не пытаются изменить ваш стиль письма, а стараются приблизить вас к нему; они часто могут сформулировать то, что вы пытаетесь сказать, но не знали, что вы пытаетесь сказать.
BLVR: Как автор, вы выступаете за повседневную работу. Почему?
HY: По ряду причин. Во-первых, финансовый: когда вам не нужно полагаться на свою творческую работу ради денег, вам действительно никогда не придется идти на компромисс (или, если вы это сделаете, то не потому, что от этого зависит оплата ваших счетов). Знание этого очень освобождает, а также дает художественное прояснение. Когда я спорил со своим редактором по поводу A Little Life — он хотел, чтобы я сократил его на треть; Я не хотел — я мог сказать своему агенту, что буду стоять на своем, даже если это означало, что дом не купил его.Практичный подход к вопросу о том, откуда берутся деньги, означает, что вы можете относиться к письму романтично. Это не компромисс, на который каждый может или хочет пойти, но я могу и сделал. Я считаю, что здоровое общество — это то общество, которое поддерживает своих художников, но я также знаю, что эта привилегия — быть художником только — предоставляется лишь небольшому числу людей. Большинству из нас нужно найти что-то еще — или жить дисциплинированной жизнью, чего я не хочу.
Во-вторых, письмо — это, по сути, внутренняя работа, а многие писатели — внутренние личности.Если бы у меня не было работы, я бы почти все время проводил дома, ни с кем не разговаривая. Работа заставляет вас покинуть мир работы и погрузиться в мир, в котором вы можете наблюдать за людьми: как они говорят, двигаются и думают. Да, вы можете вообразить все это, но как писатель-фантаст вы никогда не сможете в достаточной мере наблюдать ритмы того, как люди движутся по миру, как они обладают собственными телами, как они говорят и не говорят вещи. Одним из самых полезных моментов при написании этой книги была передышка, которую предоставила моя работа — она выбросила меня из этой вселенной, которую я создавал, в другую; это дало мне, в прямом смысле слова, передышку от книги.Работа требует, чтобы вы гораздо более тщательно структурировали свое время. Вы учитесь быть находчивыми, а это, в свою очередь, обеспечивает определенную концентрацию внимания.
Он также обеспечивает ежедневное отрезвляющее (иногда удручающее) напоминание о вашей незначительности. Четыре года назад я был на собрании редакторов моего бывшего издания Condé Nast Traveler , когда главный редактор объявил, что ему позвонил известный литературный агент, который сказал, что ее клиент — он посмотрел в свой блокнот. по имени клиента — X, интересовался, можем ли мы быть заинтересованы в заключении с ним письменного контракта.Я знал имя этого писателя и его творчество, как и читатели этого журнала: он считается (по праву) звездой во многих литературных и издательских кругах. И все же ни один из десяти или около того других редакторов в этой комнате никогда о нем не слышал. Это были люди, которые купили и прочитали больше книг и, конечно же, больше литературной фантастики, чем остальная часть Америки — намного. Для них было важно хорошее письмо; мы регулярно обсуждали книги и авторов в офисе. Но когда вы никогда не покидаете литературную биосферу, вы забываете, как мало людей на самом деле читают книги, и это, в свою очередь, заставляет вас переоценивать как свою способность зарабатывать деньги, так и относительную известность, что имеет опасные последствия: первое означает, что вы можете оказаться в беде. долг; второй означает, что вы можете оказаться ужасной занудой.
Конечно, бывают случаи, когда мне жаль, что у меня не было работы, хотя я люблю свою работу: мне приходится работать с интересными, эксцентричными коллегами и одинаково интересными и эксцентричными предметами, которые являются редкостью. Но, естественно, я хотел бы когда-нибудь получить больше свободы: времени и движения. Всегда ли я буду работать полный рабочий день? Я не знаю. Но я знаю, что мне нужно провести хотя бы часть своей недели в офисе с другими людьми. [Примечание редактора: Янагихара был заместителем редактора T: The New York Times Style Magazine во время интервью, затем взял годовой перерыв, прежде чем был назначен главным редактором в марте 2017 года.]
BLVR: Что для вас было самым трудным в безработице?
HY: Медицинское страхование, которое чрезвычайно сложно получить как физическому лицу в Нью-Йорке (как и в большинстве штатов). Obamacare, хотя и лучше, чем ничего, довольно ужасен, и если у вас сложная история болезни, как у меня, вам понадобится страхование премий, что означает частное страхование. Однако проблема заключается в том, чтобы найти компанию, которая предоставит вам привилегию платить за нее до 1400 долларов в месяц.Когда у меня не было работы, я тратил больше времени на размышления о страховании — опять же, не только на оплату, но и на обеспечение ее безопасности, — чем мне хотелось.
III. ОЧЕНЬ ВЕДУЩИЙ ВОПРОС
BLVR: Что бы вы сказали / посоветовали / предупредили бы своего молодого себя, которое только начинало Люди на деревьях ?
HY: Издание книги не изменит ваше восприятие того, кто вы есть. Когда вы хотите стать писателем, вы думаете, что публикация на самом деле заставит вас почувствовать себя более реальным.Но это не так. И этого не должно быть. Если публикация — это тот полюс, вокруг которого вращается вся ваша личность, у вас большие проблемы.
Я бы также добавил, что многие замечательные книги блестящих авторов игнорируются или упускаются из виду, и что низкие продажи не обязательно являются показателем ваших способностей.
BLVR: Как писатель, в чем преимущество развития личности по сравнению с личностью?
HY: Хороший вопрос. Есть некоторые писатели, которым нравится быть авторами, и они тоже хороши в этом.В письме нет ничего перформативного, но есть писатель .
Но, как и в любой профессии, есть разница между фактическим выполнением и принятием роли, и я доволен тем, что просто выполняю. Когда вы молоды (и, конечно же, когда я был молод), ваше восприятие того, что значит быть писателем, часто связано не столько с писательством, сколько с тем, что кажется сопутствующей ему жизнью: выступлениями, путешествиями и тусовками с другими людьми. писатели. Вы думаете, что когда вы, наконец, будете опубликованы, ваша жизнь и личность каким-то образом прояснятся для вас — и, возможно, они это сделают.Но когда вас не публикуют, пока вы не достигнете средних лет, как я, вы уже знаете, кто вы есть, и ваша жизнь расширяется, чтобы освободить место для ваших писем, а не вращаться вокруг нее. Вы также понимаете, что нет единственного способа стать писателем, и что работа — это не столько личность, сколько призвание.
BLVR: Существуют ли какие-либо ограничения для того, чтобы быть автором азиатского происхождения из Америки? Ваши книги настолько сильно отличаются от «типичной» азиатско-американской литературы, которая описывает опыт первого или второго поколения.Я думаю о Максин Хонг Кингстон, Эми Тан, Чан Рэ Ли. Чувствовали ли вы давление со стороны издательского сообщества, чтобы оно написало что-то в этом роде? Одна тема, которая кажется очень американской азиатской в A Little Life , — это тишина, с которой Джуд отчаянно борется.
HY: На протяжении всего процесса публикации A Little Life я все время задавался вопросом, будет ли кто-нибудь спрашивать меня об этом, и только один человек когда-либо спрашивал. Я полагаю, это признак некоторого прогресса, который никто не требовал знать, почему в книге нет центральных ролей американцев азиатского происхождения, и почему вопросы, которые, как я надеюсь, она вызывает, о расе, не относятся конкретно к азиатским Американцы.Или это действительно беспокоит? Разве люди, не спрашивающие меня об азиатско-американской литературе, не означают, что они не рассматривают ее как отдельную литературную традицию? Я определенно верю в это как в свою собственную литературную традицию, потому что ваша раса играет важную роль в том, как вас видит мир и как вы видите мир; Тот факт, что я американец азиатского происхождения, не связан с тем, кем я являюсь как писатель. Трудно определить, что делает азиатско-американскую книгу азиатско-американской книгой, если вообще что-то идентифицируемое, помимо того факта, что ее создатель является азиатом.И я бы сказал, что кроме этого нет ничего идентифицируемого.
Но в любом случае — ответ отрицательный: никто никогда не спрашивал меня, почему в книге больше нет азиатов по литературным или коммерческим причинам. Я всегда этого ожидал, но никто не ожидал. Конечно, моя первая книга была, как я думал, явно о расе, и тот факт, что Рон, второстепенный персонаж и апологет Перины, был азиатом, казался мне элементарным.
BLVR: Кто-нибудь прокомментировал тот факт, что вы женщина, и писал о том, что внутри четырех мужских персонажей?
HY: Да, всегда.Но я не знаю, почему это так удивительно, ведь многие писатели пишут о различиях того или иного рода. Иногда разница значительна и заметна: пол, раса, религия или сексуальность. А иногда отличий меньше. Как писатель наделяет каждого персонажа чем-то от себя, так и эти персонажи должны чем-то отличаться от нее самой. Авторы попадают в затруднительное положение, пытаясь заставить этих разных персонажей заменять целые группы людей или создавать персонажей только для того, чтобы фетишизировать или исследовать их предполагаемую инаковость.Ваш персонаж может сильно отличаться от вас, если он написан с уважением и, тем более, конкретностью. Его отличие — и мы снова говорим о его отличии от вас, его создателя — не может быть единственным, что вы знаете о нем, или единственной вещью, которая делает его интересным для вас.
IV. БЕГ, БЕГ, БЕГ
BLVR: Бывший коллега с любовью называет вас «монстром» и описывает вас как ювелирного дьявола. Вы подтверждаете или отрицаете эти обвинения?
HY: Я точно знаю, кто этот бывший коллега — мой бывший помощник и прекрасный человек.И да, она права: я неизменно интересуюсь фрикадельками. Я тоже не могу опровергнуть обвинение в монстрах. Некоторые писатели ужасны на странице и добры лично. Чаще бывает наоборот. Я бы сказал, что я, наверное, такой же засранец на странице, как и в жизни. Однако я стараюсь развлекаться по этому поводу — в обоих случаях.
BLVR: Ваши книги во многом основаны на амбициях. Каковы были ваши собственные амбиции? Лично, профессионально и буквально?
HY: Я амбициозный человек, хотя, конечно, мои амбиции менялись и трансформировались с годами.Но я не собираюсь рассказывать вам о них, и уж тем более в печати!
BLVR: Как вы думаете, людям больше нравятся книга или сумки? (Также расскажите, пожалуйста, историю происхождения этих сумок A Little Life !)
HY: Перед тем, как эта книга была опубликована, я решил, что буду заниматься ее маркетингом гораздо более агрессивно, чем в своей первой книге. Многие писатели ненавидят процесс шиллинга, и я это понимаю. Однако на самом деле это единственное, что вы можете (отчасти) контролировать в процессе публикации.Вы не можете повлиять на отзывы. Но вы можете попытаться привлечь к своей книге аудиторию. Одна из проблем книгоиздания состоит в том, что их усилия по рекламе, как правило, тратятся на людей, которые уже читают и знают, как открывать для себя литературные произведения. Эти пять тысяч или около того людей, несомненно, чрезвычайно важны для жизни такого романа, как этот. Но я знал, что есть много других потенциальных читателей, которым сложно найти книги, которые никогда не смотрят книжные блоги или ориентированные на книги ленты Twitter, и которые хотят читать, но не знают, что выбрать.
Поскольку этот роман был вдохновлен искусством и конкретными изображениями — предметом, о котором я писал раньше, — и поскольку Instagram — относительно малоиспользуемая платформа для читателей, я решил сосредоточить на нем свои силы. У меня была блестящая коллега Леонор Маманна, которая сейчас работает фоторедактором в Bloomberg, и она позвонила некоторым своим друзьям-фотографам и попросила их снять оригинальные изображения на основе сцен и строк из книги: она по-прежнему обрабатывает все мои учетные записи в социальных сетях и фактически сейчас координирует несколько проектов для других авторов, агенты которых связались с ней из-за работы, которую она проделала для моей книги.У меня возникла идея создать эти сумки, чтобы поблагодарить людей — блоггеров, влогеров, продавцов книг, торговых представителей — которые, как я знал, были самыми страстными и которым я глубоко благодарен. Леонор поручила своему другу Йозефу Рейесу — в то время креативному директору Foreign Policy , а теперь еще и Bloomberg — создать их. Мы напечатали 50 экземпляров, за которые я заплатил, за которыми последовали два последующих выпуска, оплаченных сначала Doubleday, а затем Anchor, и двумя в Великобритании, за которые заплатили Dubray Books и Waterstones.Немецкие, испанские и греческие издатели также сделали свои собственные версии, как и многие люди — и не только сумки, но и кофейные кружки, футболки и татуировки — используя или вдохновленные типографским искусством, которое Леонор сделала доступным на Facebook и Instagram. и Twitter для всех, кто хотел его скачать.
BLVR: Вы когда-нибудь боялись, что у вас ничего не получится, или писали так, как хотели?
HY: Я все еще не чувствую, что у меня есть. Не все?
В.ХОРОШАЯ СМЕРТЬ
BLVR: Вы сказали, что A Little Life — это ответ на «крутой» роман. Это понимание также напомнило мне интервью Сьюзан Зонтаг Rolling Stone , в котором она заявила: «Все в этом обществе — в том, как мы живем — стремится устранить все, кроме самого банального уровня чувств». Вы бы согласились? Почему вы хотели, чтобы люди свидетельствовали об истории Джуда?
HY: Мне недавно напомнили эти строки Дэвида Фостера Уоллеса: «Новые бунтари могут быть художниками, готовыми рискнуть зевотой, закатанными глазами, прохладной улыбкой, подтянутыми ребрами, пародией на одаренных иронистов, Ой, как банально .«Рискнуть обвинениями в сентиментальности, мелодраме. Излишней доверчивости. Мягкости. Думаю, он прав. Мы живем в литературный век (по крайней мере, в Америке), который отмечен чувством дистанции, прохладой во всех смыслах этого слова. Быть слишком очевидным и непростительным эмоциональным — значит рисковать, что вас сочтут глупым или, по крайней мере, несерьезным.
Я не задумывал эту книгу как ответ на эту крутизну, но, полагаю, теперь я вижу ее именно так. Я знал, что знал, что я хотел написать что-то большое, что-то чрезмерное: что-то экстравагантное, потворствующее себе, большое эмоций и чувств — книгу такого рода, которую я хотел бы прочитать сам, такую, в которой комфортно игнорировать параметры хороший вкус.Я уже говорил ранее о том, что хотел объединить две невероятные формы — сказку и современный натуралистический роман, — но я также хотел, чтобы в книге было что-то оперное, как в ее структуре, так и в ее воспевании мелодрамы. Иногда мне кажется, что нам нужно напоминать о насилии в его самой интуитивной и явной форме: в конце концов, оно существует, и не должно быть никакого смысла в том, что его детализация не является предметом серьезной литературы.
BLVR: Что было номинировано как на премию Man Booker, так и на Национальную книжную премию? И, наоборот, не выигрывает?
HY: Номинация является почетной и головокружительной — вы не можете осознать, насколько это необычно, когда люди так сосредоточенно интересуются вашей книгой, пока не прошло несколько месяцев.Момент проигрыша довольно ужасен; в Букере вы сидите за столом с восемью людьми из вашего издательства, которые много работали над вашей книгой и возлагают на нее такие надежды. Вы знаете, они знают, сколько денег они смогут заработать, если вы выиграете. А потом нет. Вы чувствуете себя самым большим неудачником в мире. Мой британский публицист посоветовал мне взять с собой кого-нибудь в качестве компаньона, который не будет извлекать из меня выгоду, и она была абсолютно права: я привел своего лучшего друга, и он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза, как и все остальные. еще смотрел на их тарелки, что было именно то, что мне было нужно.
BLVR: Вы много говорили о темах детства, дружбы, жестокого обращения и амбиций в своих книгах, но меня интересует невыразимое: кому мы решаем раскрыть себя и свои истории. Или это продолжение дружбы?
HY: Я не уверен, что мы когда-либо действительно раскрываем себя целиком другому человеку, и я не уверен, что мы должны это делать. Или, скорее, то, что вы этого не делаете, не означает, что у вас не может быть значимых отношений с другим человеком.Важно помнить, что идея признаться кому-то в своих самых постыдных, неловких историях и о себе как о выражении любви и близости — явление относительно недавнее и новое определение того, что значит быть близким с кем-то. В конце концов, личность по своей природе скрытна.
У меня есть один друг, которому я рассказал больше, чем когда-либо говорил кому-либо, и все же есть значительные территории, которые у меня есть, и я никогда не позволю ему получить доступ — в значительной степени потому, что я пытаюсь защитить его, и один из обязанность любить кого-то — защищать его или ее, даже если вы защищаете их от себя.
BLVR: Ваши книги посвящены смерти. Долголетие — пустая трата, а сокращение — трагедия. Что для вас было бы удовлетворительной серединой? «Хорошая жизнь» — что бы это ни значило — если хотите?
HY: На самом деле у меня был твердый числовой ответ, но мой лучший друг-читатель сказал мне, что это отразит все остальное, что я здесь сказал, в «самом темном свете». Так что я не буду говорить. Даже я иногда знаю, когда слушать своего редактора.
BLVR: Боишься ли ты смерти?
HY: No.Я, конечно, боюсь боли. И неконтролируемость многих видов смерти: ее непредсказуемость заставляет меня… если не пугаться, то тревожиться, я полагаю. Но — и опять же, это происходит из-за того, что меня воспитывал отец, который ежедневно работал с неизлечимо больными пациентами — сама смерть для меня не загадочна и, следовательно, не страшна. Что касается смерти, мой отец всегда говорил, что лучшие условия — это те, в которых у вас есть достаточно времени, чтобы подготовиться (сказать то, что вам нужно сказать; устроить свое поместье), и те, в которых вы можете выбирать, или по крайней мере, иметь некоторое представление о том, как и когда это может произойти.От смерти не уйти, но можно хорошо умереть.
лучших книг 2015 года: Ханья Янагихара
Один из способов описать понравившийся роман, может быть, самый быстрый способ — сказать, что вы не можете от него отказаться. Люди говорят это все время. Есть также романы, вызывающие более сложные, но не менее страстные эмоции. Это книги, которые противостоят вам и заставляют бороться с ними. Вы можете чувствовать себя защищающим персонажей и их судьбы; может быть, вам кажется, что писатель говорит напрямую или о вас, и вы рады, но пугаетесь тем, что автор может раскрыть.Не существует сокращенной фразы для романа, который соблазняет вас, даже если он пугает, выводит из себя, утомляет и вызывает отвращение.
Ханя Янагихара считает эмоциональное путешествие, совершенное читателями ее романа Маленькая жизнь , сродни ткани ombré, скажем, рубашки, цвета которой постепенно переходят от одного тона к другому, связанному с ним. «У меня есть эта фотография очень светло-голубого цвета, — начало романа, — которое оттенено очень темным индиго», — говорит она. «Это была эмоциональная дуга, которую я хотел рассказать читателям по книге. Маленькая жизнь — самый разрушительный, но удовлетворяющий роман, опубликованный до сих пор в этом году. Закончить его 720 страниц — это все равно что закончить один из романов о дверях в России XIX века: чувствуешь себя усталым, но проснувшимся.
Роман рассказывает о нескольких десятилетиях из жизни четырех друзей, которые учатся в колледже в Массачусетсе и переезжают в Нью-Йорк после его окончания. Все они мужчины. (В романе есть только одна женщина, на которую бросили более чем беглый взгляд.) Виллем — актер, Джей Би — художник, Малькольм — архитектор, а Джуд — судебный исполнитель.Ни у кого из них нет детей; некоторые геи, некоторые натуралы. Все они добиваются успеха в своей области. Янагихара отслеживает взлеты и падения их дружбы в антропологических деталях. Вот, собственно, и суть этого странного трогательного романа.
За исключением того, что по мере продвижения книги рассказ Джуда все больше и больше привлекает внимание Янагихары. Она хотела, чтобы A Little Life был «внутренней эпопеей»; Джуд — его сердце. Иуда брошен при рождении и воспитывается братьями из монастыря на Западе.Они и другие позже в его жизни избивали и использовали его. Он ходит, заметно прихрамывая от травм. Он причиняет себе значительный вред. Но он хитрый, вдумчивый и решительный. В конце концов он находит способ стать престижным адвокатом, которого опасаются его противники в суде. Его коллеги уважают его, отчасти потому, что он для них загадка. Проблема в том, что он делает себя загадкой для своих ближайших друзей. «Он думал, что, не сказав, кто он такой, он сделал себя более приятным и менее странным», — пишет Янагихара.«Но теперь то, что он не говорит, делает его более странным, вызывает жалость и даже подозрение». Один из навязчивых вопросов, оживляющих эту книгу, заключается в том, достаточно ли быть в окружении самых щедрых и преданных друзей тому, кто пережил — и навлек на себя — невыносимое, продолжительное насилие. «Однажды он попытался кое-что записать, думая, что это может быть проще, — пишет Янагихара о Джуде, — но этого не произошло — он не понимает, как объяснить себя самому себе».
Doubleday также опубликовал роман Янагихары « Люди на деревьях » в 2013 году, который получил признание критиков и получил большее освещение, чем большинство авторов-дебютантов.Янагихара, выросший на Гавайях, положил начало этому роману на вымышленном острове в южной части Тихого океана, многие жители которого доживают до 100 лет. Ученый, лауреат Нобелевской премии, обнаружил ген, который в СМИ называют секретом долгой жизни. В ходе последовавшего за этим вторжения на остров западных корпораций ученый усыновил нескольких детей острова, одного из которых он обвиняет в растлении. (Роман частично основан на истории Дэниела Карлтона Гайдусека, который получил Нобелевскую премию в 1976 году, но был осужден за растление малолетних в 1996 году.) Несмотря на то, насколько эмоционально тяжело читать Маленькая жизнь , на самом деле это более доступный роман, чем Люди на деревьях : у всех есть друзья, и они влюбились или хотят полюбить; гораздо меньше из нас может сказать, что мы что-то знаем о том, что переживает главный герой Люди на деревьях .
Фактически, A Little Life исследует феномен, который, по словам Янагихара, испытывает половина человечества: отсутствие у нашей культуры представления о том, что значит быть мужчиной.Мужчинам дается «такая маленькая эмоциональная палитра для работы», — говорит она. «Я думаю, что им все еще очень трудно назвать, что значит быть напуганным, уязвимым или испуганным, и дело не только в том, что они не могут об этом говорить, — а в том, что они иногда даже не могут определить, что они чувствуют. ” Она говорит, что она и ее подруги говорят друг с другом о самых разных эмоциях. Но «когда я иногда слышу, как мои друзья-мужчины говорят об этих проявлениях того, что для меня является явным страхом или явным стыдом, они действительно не могут даже выразить это слово.”
Дело не в том, что Янагихара считает, что не хватает фантастики о мужчинах и их внутренней жизни. Дело в том, что не хватает фантастики о мужской дружбе, о людях, которые делают дружбу «еще одним способом взрослой жизни», альтернативой браку и детям. Янагихара говорит, что она рада, что однополые браки становятся все более легальными, но идея женитьбы «лично меня раздражает. Мы с друзьями просто не верим в это как в институт ». Во время кризиса, вызванного СПИДом, мужчины-геи сформировали собственное общество и «расширили дружеские отношения, выходящие за рамки того, что диктует общественное мнение» — иногда по счастливым причинам, а иногда из-за того, что они были изгнаны из своих семей.Она упоминает некоторых друзей-геев, которые моложе ее 40-летнего возраста. «Я не знаю, существует ли еще этот импульс, это общество родства и необходимости», — сетует она. Она сказала одной молодой гей-паре, что знает, что у них нет ребенка, но он у них был. «Они больше не видят своих друзей. Они сказали что-то вроде: «Наконец-то мы стали настоящей семьей», а я подумал: «Вы всегда были настоящей семьей».
Янагихара — писатель для Condé Nast Traveler , а также работал в издательской индустрии (см. Врезку).По ее словам, работа на полную ставку делает ее лучшим художником, а не менее продуктивным. Она провела 16 лет, время от времени, написав The People in the Trees , но всего за 18 месяцев на 947 страницах A Little Life она обратилась к Джеральду Ховарду, исполнительному редактору Doubleday.
«Я думаю, что важно жить в обществе, где писатели и художники могут зарабатывать на жизнь своей работой, и я думаю, что это нормально, если ты хочешь, но ты, вероятно, станешь бедным, и так оно и будет. быть, — говорит Янагихара.Подобные заявления заставляют людей считать, что Янагихара бескомпромиссный писатель, также и личность непреклонная. «Ханя — довольно жесткий клиент, и я не думаю, что она думает о редакторах как о редакторах», — говорит ее редактор. В жизни она довольно теплая, болтливая и игривая. «Она также супер аналитическая и чуткая», — говорит ее друг Джаред Хольт, редактор журнала New York . «Она очень озорная. У Ханьи удивительный ум. Она любит спрашивать друзей о диковинных сценариях «а что, если» ».
Когда писатель считает, что «если вы не зависите от того, что пишете ради денег, вам придется пойти на компромисс, но вам никогда не придется ни в чем уступать», ее редактор может быть более склонен заблокировать и загрузить, чем вести себя хорошо.Возможно, неизбежно возникнут какие-то «драки», как выразился Говард, между ним и Янагихарой по поводу опубликованной версии A Little Life . В основном они были о наказании, которому подвергается Джуд. «Это слишком сложно для кого-либо», — сказал ей Говард, имея в виду Джуда, а не читателя (хотя то же самое можно сказать и о читателе). «Вы изложили это вполне адекватно, и я не думаю, что вам нужно делать это снова». Янагихара говорит, что Говард тоже считал Джуда слишком талантливым.Но «таланты, которые ему нужны, никогда не бывают талантами, которые он находит», — ответила она ему, сформулировав одну из печальных истин романа.
Говард говорит, что выиграл несколько из этих «дискуссий» с Янагихарой, но не все. «Одна вещь, к которой вам, как редактору, лучше привыкнуть, — это терять эти аргументы», — признает он. «Я потерял много из них с Дэвидом Фостером Уоллесом, когда работал с ним, и это очень хорошо сработало». Янагихара говорит, что вопрос не в победе или поражении. «Я думал, что все его опасения были законными.«Хороший редактор, — говорит она, — должен брать то, что, по его мнению, самое слабое в книге, и заставлять вас бороться за них».
Было прорезано не так много проходов, которые нужно было вырезать. Янагихара вызвала больше споров из-за того, что фотография, по ее утверждению, должна быть изображением обложки книги. Для того, кто не знаком с работой фотографа Питера Худжара или с серией фотографий, из которых сделан этот снимок, разумно предположить, что фотография на куртке призвана вызвать представление о Джуде, гримасничающим от боли.Худжар почитается среди фотографов-критиков и коллекционеров, и некоторые считают, что Роберт Мэпплторп подражал работам Худжара (независимо от того, делал он это или нет, у него была гораздо более прибыльная и известная карьера, чем у Худжара). Фотография на самом деле называется Orgi-astic Man One из серии «Orgiastic Man» Худжара; Это фотография мужчины на пике оргазма, сделанная в 1969 году.
«Вот дерьмо», — вспоминает агент Янагихары Анна Штайн О’Салливан, которая подумала, когда Янагихара показал ей изображение, которое она хотела для обложки книги.«И для меня это хорошо», — добавляет она. «Тот факт, что это заставляет вас обращать внимание — это заставляет вас смотреть, это заставляет задуматься — это может быть только хорошо».
«Я очень хотел это изображение», — говорит Янагихара. «Это действительно поразительное изображение, и я думаю, что его тон в самый раз. Я не совсем так представлял себе Джуда или Виллема, если на то пошло, но я действительно думаю, что в этом есть что-то безжалостное и что-то вроде беспомощного ».
Худжара все еще достаточно недооценивают, поэтому культурно грамотные люди не знают его фотографий.Но Джеральд Ховард сделал (например, Худжар сделал знаменитую фотографию Сьюзен Зонтаг, которая восхищалась его работой). «Знаешь, очевидно, кто-то идет», — сказал ей Янагихара, — пожаловался ей Ховард. «Вы знаете это только потому, что знаете работу Худжара», — возразила она. «Для кого-то еще они не знали бы, испытывает ли он удовольствие или боль». Затем была «целая серия возвратно-поступательных движений», — говорит Янагихара. «Это был действительно большой бой».
Говард говорит, что на самом деле он не возражал против изображения на обложке, но ему «пришлось очень хорошо об этом подумать.Он также должен был расположить к себе в Doubleday всех остальных, кому эта идея не понравилась. В конце концов он сказал арт-директору издательства, что хочет «взглянуть» на то, на что может быть похожа обложка с фотографией Худжара. «У меня такое чувство, что любого, кто, вероятно, купит и получит удовольствие от этой книги, она привлечет обложку, — говорит Ховард.
Итак, Янагихара выиграл битву за прикрытие. Единственная битва, в которой она до сих пор не выиграла, — это битва против самой вещи, которую она создала. Янагихара писал A Little Life по три часа в сутки, с 9:00 до полуночи, с понедельника по четверг.В пятницу, субботу и воскресенье она писала по шесть часов в день. Она не отклонилась. Но она еще не отказалась от истории о человеке, который пытается преодолеть нанесенную ему несправедливость и побороть свою привычку к самоуничтожению. «Это истощало умственно и эмоционально, и я не могла пройти мимо», — говорит она.
Клэйборн Смит — главный редактор.
Женский приз за художественную литературу, вопросы и ответы с Ханей Янагихара
В преддверии шорт-листа Baileys Women’s Prize for Fiction 2016 мы сели с Ханей Янагихара, автором популярного романа «Маленькая жизнь», чтобы поговорить о процессе написания ее мрачной второй книги и о том, как визуальные художники вдохновляют ее художественную литературу.
Маленькая жизнь часто бывает неизменно мрачным — было ли вам трудно постоянно занимать это умственное пространство в течение 18 месяцев, которые потребовались вам, чтобы написать книгу?Нет, не совсем. Были отрывки, которые было сложнее написать, чем другие, но в целом опыт был — хоть и утомительным, но и странно радостным. В написании этой книги были большие периоды, когда мне казалось, что она предстает передо мной большими, целыми разделами, и моя работа заключалась в расшифровке этих разделов.Все писатели знают, насколько редко бывает это ощущение, и как, когда вам посчастливилось испытать его, вы не осмеливаетесь делать что-либо, чтобы его нарушить. Кроме того, у меня была работа, которая выбивала меня из жизни этой книги по крайней мере на девять часов в день, и которая была необходимой отсрочкой. Чего я не ожидал, так это последствий, которые оказались намного дольше и труднее, чем я ожидал.
Ваш второй роман сильно отличается по тональности от вашего первого — было ли это намеренным отклонением?Да.Я восхищаюсь авторами, каждый роман которых отвечает на один вопрос или тему, но делает это совершенно по-разному. Я сознательно выбрал другой стиль, что-то более откровенное и лаконичное, чем в моей первой книге, и решил писать в том, что я называю интимным всеведением от третьего лица, чего я никогда раньше не пробовал.
Во многих отношениях ваша книга ставит дружбу выше романтики — это то, что вас сильно волнует?Я не думаю, что она ставит дружбу выше всех других типов отношений, но я надеюсь, что она действительно убедительно доказывает, что дружба — это гораздо более элементарные, более необходимые и более устойчивые отношения, чем мы думаем.Первый друг, которого мы выбираем, — это наше первое объявление миру самости: это моя личность, это то, что она говорит обо мне.
Персонажи романа так резко нарисованы — вдохновлены ли они реальными людьми из вашей жизни?Спасибо, но нет. Конечно, каждый автор заимствует у людей в своей жизни — и каждый персонаж заимствует у самого автора — но для этой книги было очень мало сознательного присвоения. Что, я надеюсь, ЯВЛЯЕТСЯ очевидным на этой странице, так это то, насколько мне нравилось их создавать, насколько хорошо я их знал и насколько мне нравилось проводить с ними время — со всеми ними.
Есть ли работы авторов, которые особенно повлияли на вас, когда вы написали A Little Life ? Нет, не напрямую. На меня гораздо больше повлияли разные визуальные художники — Райан МакГинли, Феликс Сид, Джеффри Чадси, Дайан Арбус, Питер Худжар, Майкл Борреманс, Ян де Мешальк, Тодд Хидо, Алек Сот, Дэвид Армстронг, Николас Никсон и Нэн Голдин среди них. к различным произведениям которого я часто обращался.
Узнайте больше о нашем длинном списке на 2016 год здесь.Следите за нашими новостями в Facebook, Twitter или Instagram, чтобы быть в курсе событий женской премии Baileys в этом году за художественную литературу.
Автор Ханя Янагихара представляет «Маленькая жизнь» на SJC Brooklyn
04 февраля 2016
Мишель Даррис ’18
Известный автор Ханя Янагихара выпустила версию своего нового романа Маленькая жизнь, в мягкой обложке 28 января в качестве второй части Brooklyn Voices, серии бесед с рядом известных авторов, организованной St.Колледж Джозефа. Написанный всего за 18 месяцев, 720-страничный роман обсуждался Ханей с Исааком Фицджеральдом, редактором Buzzfeed Books.
Маленькая жизнь изображает жизнь четырех друзей из колледжа, которые добились успеха в своих областях в Нью-Йорке. Обсуждая превалирующую тему дружбы, Исаак Фицджеральд спросил Ханю, что она находит в этом такого заманчивого. «Дружба — это самые недооцененные отношения в нашей жизни», — ответила она. «Это первый акт автономии отношений — вы, по сути, выбираете человека.Это мощное, невысказанное соглашение, но в нашем обществе это считается менее значительным отношением; здесь нет финансовых или сексуальных факторов, и он не изменен законом ». В широком смысле, Ханя рассматривает« Маленькая жизнь »как политический роман из-за отсутствия институциональных отношений.
Успех — еще один центральный аспект ее романа, и, объясняя причину его столь решительного включения, она ответила просто: «В Нью-Йорке успех любит успех». Люди приезжают в Нью-Йорк, чтобы переделать себя, и всегда есть чувство, что они бегут либо к чему-то, либо от чего-то.Это стремление объединяет жителей Нью-Йорка и вызывает фетишизацию успеха. В каком-то смысле этот успех является связывающим фактором дружбы четырех в A Little Life .
Автор Ханя Янагихара (справа) с Исааком Фицджеральдом, редактором Buzzfeed Books.
Ханя объяснила, что начала свою карьеру в издательстве, и приписала этот интимный опыт в процессе публикации секретному написанию A Little Life .Она считала, что объявление о книге допускает определенную уязвимость, побуждая автора принять образ того, каким писатель «должен быть». Работая над своим романом каждый день в течение 18 месяцев, она не рекомендовала это безумное состояние письма, но начала этот роман, закончив свой первый, и работала над ним непрерывно, потому что она точно знала, к чему он идет. После коротких полутора лет, которые она потратила на написание романа, он, по иронии судьбы, тоже вошел в шорт-лист мужской Букеровской премии.
Хотя она писала роман очень быстро, процесс публикации рассказа оказался совершенно противоположным.Из-за огромной длины книги ее редактор хотел, чтобы она выбросила треть. Почувствовав, что это коммерческое предложение по продвижению своей книги, а не предложение редакции по ее улучшению, Ханя отказалась сократить объем своего романа, опасаясь снижения качества. Их разногласия временами накалялись, но, чувствуя, что книга станет бестселлером, ее издательство согласилось с упорством Хани и опубликовало A Little Life со всеми 720 страницами.
Ханя считает нынешний литературный мир эпохой «крутого романа».«Во времена далекой литературы, в которой присутствует определенное пренебрежение эмоциями, она классифицирует свою книгу как немодную и вызывающую извинения эмоциональность. Она хотела, чтобы это была история, которая схватила читателя за горло и, конечно же, взяла штурмом литературную сцену. Откровенный, искренний и заставляющий задуматься, A Little Life быстро завоевал популярность — и теперь доступен в мягкой обложке.
Щелкните здесь, чтобы увидеть полное расписание Brooklyn Voices на весну 2016 года.
Обязательно посетите наше следующее мероприятие:
Кен Корбетт Четверг, 3 марта, 19:30
Кен Корбетт представляет Убийство над девушкой: справедливость, пол, младшая школа
В разговоре с Тони Кушнером
Билеты 10 долларов (включая вход на мероприятие; можно использовать для покупки книги)
Ханья Янагихара о неразрывной связи между модой и политикой
Да, Ханя Янагихара — один из самых блестящих писателей нашего времени, но мы вернемся к этому позже.А пока давайте обсудим, как этот ветеран магического мира создает храбрый новый T в качестве своего главного редактора!
Что побудило нашего любимого современного писателя вернуться к издательству журналов?
Я работаю редактором журнала почти 20 лет, и написание книги в определенном смысле было второстепенным занятием. Вы не потратите 20 лет на то, чтобы подняться наверх, чтобы отказаться от одной работы, которую вы хотите. Мне повезло, что в 2015 году я смог взять промежуточный год, но эта [возможность] была действительно единственным, что вернуло меня к журналам.Многие из нас здесь, в журнале, чувствуют себя ужасно удачливыми. Это одна из немногих книг — и, возможно, единственная книга, оставленная в городе, где у вас есть ресурсы, автономия, независимость, авторитет и одобрение компании, и вы можете делать то, что хотите. И вам не нужно беспокоиться о газетных киосках [продажах]. Эта привилегия такая, такая редкая. Это действительно единственное название, которое я когда-либо хотел сделать.
Когда вы получили работу, вы сообщили, что будете работать с «самыми умными, шикарными и необычными сотрудниками в городе.«Почему так странно?
Вы не собираетесь получать здесь зарплату Condé и будете соблюдать стандарты и этику Times . Редакторы здесь не ради удовольствия или льгот — они здесь потому, что им приходится делать необычную работу на своих условиях. В отличие от почти любого другого журнала о роскоши, над которым я когда-либо работал, между отделами много взаимозависимости. Одна из вещей, которая делает меня уникальной удачливой, — это то, что я раньше работал здесь почти со всеми, и это люди, которых я бы нанял, если бы я открыл свой собственный журнал или мне пришлось бы пополнить штат.То количество помощи, милости и доверия, которое они мне оказали, спасло меня. Я вошел и сказал Дэвиду Фарберу, нашему редактору по стилю для мужчин, и Малине Гилкрист, руководителю по стилю для женщин: «Я действительно ничего не знаю. Тебе придется меня по-настоящему научить. И они сделали это с таким терпением и верой. Я мог положиться на них во всем, и не только на них — Надя Веллам, наш фото-директор, и особенно Минджу Пак, наш главный редактор, мне очень помогли. На каждом этапе пути, большом и малом, они помогали мне, поддерживали и не давали мне совершать собственные ошибки.Это действительно из-за них этот журнал до сих пор выходит!
Какие качества делают кого-то интересным по своей сути предметом для T ?
Единственные люди, о которых мы говорим, — это люди, которыми мы восхищаемся — те, кто коренным образом изменил сферу деятельности или культуру. Я не хочу тратить недвижимость, высмеивая кого-то или унижая его. Это драгоценное пространство, и у нас действительно нет места для него. Многие люди так делают, и делают это очень увлекательно.Это также касается записи того, что кажется актуальным в данной культуре, — записи скрытых моментов, о которых вы не слышите. То, в чем этот журнал всегда был хорош, со времен Стефано [Тончи] до дней Деборы [Нидлман], — это момент, когда он объясняет, почему он актуален и как это произошло.
Движение #MeToo стало переломным моментом в американской культуре. Как это повлияло на ваши разговоры по телефону T ?
Я работал на Дебору, и мне нравилась книга Деборы, но это была в значительной степени книга времен Обамы, под которой я подразумеваю, что она не должна напрямую взаимодействовать с культурой, как вы к данному моменту.Иногда так было, но теперь, если вы притворяетесь, будто мода, дизайн, литература или искусство отделены от политики или современного общества — а этого никогда не было, — вы выглядите ужасно провинциально. Каждая форма искусства пытается понять, что значит жить в нынешней политической реальности. Если журнал не делает этого, тогда он действительно становится бессмысленным предприятием, журналом, полным красивых вещей, а эта книга вовсе не об этом. Мы остаемся в своей полосе; никого здесь нет Питера Бейкера или Майкла Шмидта, мы не сможем комментировать дела Белого дома или законодательство, но мы можем говорить о том, как культура на это реагирует, даже если это косвенно .Но книга по-прежнему должна быть красивой, роскошной, «дорогой», как всегда говорит наш креативный директор.
Как вы думаете, через год правления Трампа мы стали более провинциальными?
Американская культура по своей природе провинциальна, потому что она очень внутренняя. Вы как бы ничего не можете поделать в этот конкретный момент, чтобы смотреть внутрь и быть внутренним. Одна из вещей, которые делают жизнь в Нью-Йорке, — это заставлять вас чувствовать, что мир идет к вам.Вы начинаете думать, что вам не нужно уезжать. Все больше и больше в этот политический момент американцы должны путешествовать любым способом, который они могут себе позволить, и я знаю, что это не для всех. Но для тех из нас, для кого это реальность, это важно. Вы сразу видите, как сильно Америка влияет на остальной мир — насколько они нам отвечают. Это то, что может сделать и эта книга. Одна из вещей, о которых я говорил, подавая заявление о приеме на работу, — это то, что я хочу, чтобы книга была более интернациональной.Он всегда хорошо освещал Италию и Францию, потому что именно там по-прежнему возникает непропорционально большое количество дизайна и моды, что само по себе примечательно. Но есть также стильная, интересная и артистическая жизнь в Японии, Иране, Бразилии, Северной Европе, Восточной Африке…
Куда вы ездили во время перерыва в год?
Многое из этого повторялось — Марокко, Испания, Германия, Швеция, Финляндия, Бали, Сумбава, Камбоджа, Бирма … Раньше я был только в Северной Африке, поэтому я поехал в Танзанию, а также в Австралию и Новую Зеландию. .Думаю, в общей сложности я провел в Нью-Йорке две недели. Нет ничего более полезного для редактора или любого, кто заинтересован в написании, просмотре или редактировании, чем пребывание в постоянном состоянии дискомфорта или уязвимости, которое вы, естественно, испытываете, когда путешествуете, даже если вы путешествуете небрежно.
Вы путешествуете реже?
Я много путешествую по Европе. Я много лет не был во Франции или Италии, и было приятно вернуться сюда, но, к сожалению, это означает, что мне удается гораздо реже ехать в Азию.
Что вы думаете о Неделе моды?
Я ездил по Нью-Йорку, Милану и Парижу. Великолепие этого, и его изобилие, и серьезность — я имею в виду, я любил это. Это был необычный опыт. Я также обнаружил, что моя выносливость оставляет желать лучшего. Я вернулся и болел, наверное, месяц. С отделом моды все было в порядке, но к концу я действительно затянулся, но мне это нравилось, и люди хорошо относились к моему лицу, а это, честно говоря, все, что меня волнует.
Какие есть основные моменты?
Я встретился с Рей Кавакубо, и мне сказали, что она улыбнулась. Я этого не заметил, но мне сказали, что она очень счастлива, что было большой честью. Особенно в эпоху Instagram, когда забываешь, как здорово видеть эти шоу вживую. Это похоже на спектакль, который на одну ночь открывается на Бродвее, а потом закрывается. Это ощущение снова, и снова, и снова. Мысль и зрелищность, которые проявляются не только в одежде, но и в самой презентации… вы не можете не чувствовать себя счастливым быть там.Я знаю, это звучит романтично, но я подумал, что в ту секунду, когда я начинаю чувствовать себя измученным этим, я понимаю, что занимаюсь этим слишком долго. Конечно, другая забавная часть — это жаловаться, ворчать и сочувствовать, но это тоже часть театра.
В выпуске The Greats вы решили написать о Дрисе ван Нотене. Почему?
Моя мама — отличная швея — когда мы жили в Нью-Йорке, когда я был ребенком, у нее была детская линия, которую она продавала в Блумингдейле.Ей всегда нравился Дрис ван Нотен, и ей нравились его цвета, ей нравились его узоры, ей нравились его отсылки, драпировка его одежды. Я достиг совершеннолетия, зная о нем и очень немногих других людях. Одна из вещей, которую я смог медленно сформулировать, это то, что он один из немногих дизайнеров, у которых есть такое целостное видение, от образа жизни до того, как выглядят его магазины, до того, как его одежда, как его сад … вы можете взглянуть на любой аспект его жизни, и это имеет смысл в большей вселенной того, что он создает.Как человек, который пытается создать целостное творческое видение, я глубоко восхищаюсь тем, кто может создать такую вселенную, которая имеет полный логический смысл и полностью принадлежит ему. Это одна из вещей, которые я ценю еще больше после публикации [моего романа] Маленькая жизнь , потому что вы понимаете, что как художник — грубо говоря, вы можете иметь богатство или свободу. Он один из немногих, кто сделал успешный бизнес, но никогда не уступал. Как человек, который действительно ценит мою независимость на странице и ценит мое право принимать решения, которые я хочу принимать, творчески, я глубоко восхищаюсь тем, кто способен выдержать сложные моменты владения бизнесом благодаря чистой вере в последовательность его видение.И я люблю одежду.
T настолько серьезен, но в то же время наполнен чувством юмора . У вас были кошки, у вас были Bread Face … Что вам смешного?
Не думаю, что журнал смешной. Я не думаю, что это проблема, если серьезно. Сказав это, я хочу, чтобы мы были серьезными и восхищенными, но в то же время непочтительными. Цифровая сторона — это продолжение разговора, происходящего в книге, но она имеет тенденцию быть немного более свободным.
Могли бы вы когда-нибудь увидеть T как собственность только в цифровом формате?
Теоретически любой журнал может быть собственностью только в цифровом формате. Одна из вещей, о которой я говорю с Изабель Уилкинсон, нашим директором по цифровым технологиям, и с нашими сотрудниками в целом, заключается в том, что что-то действительно должно заслужить свое место в конкретных СМИ, в которых оно живет. Чего я не хочу, например, делать в Интернете. , это 350 слов об открытии магазина. То же самое и с книгой — мы должны придумать способ проиллюстрировать историю, которую можно проиллюстрировать только в печатном виде, с роскошью большого пространства и воздуха вокруг фотографии.Об этом говорит каждый редактор журнала, но [печать] должна ощущаться как опыт. С другой стороны, мы хотим начать придумывать больше историй, которые планируются целостно. История Jay-Z была необычным, но хорошим примером этого. Мы с самого начала знали, что соберем интервью в книге, что оно будет транслироваться в Интернете, что будет полноразмерное видео и тизеры в Instagram — так что независимо от того, на каком канале вы пришли к истории от, у вас будет немного другой опыт, который вместе, когда вы посмотрите на головоломку, образуют единое целое.Но вам не обязательно это делать — вы можете увидеть это чисто как 35-минутный документальный фильм, и это будет приятно. Я надеюсь, что вы увидите более широкую дискуссию между платформами, всегда с ведущим журналом.
В письме вашего редактора в недавнем выпуске The Greats вы написали, что планирование выпуска 2018 года начнется в январе. Истинный?
Встреча в пятницу в 15.00! [ Смеется. ] Всех пригласили, и им сказали, что они должны принести список.
Вы пишете ночью еще один роман?
Нет. Ночью работаю над обработкой сценария сериала Маленькая жизнь . Кто знает, что будет — его никогда не продадут. Я всегда говорю, что в книгоиздании люди постоянно говорят вам: «Это никогда не сработает. Это будет катастрофа ». И обычно они правы. А потом в Голливуде говорят: «Это определенно сработает. Это будет здорово.«А часто этого просто не происходит. Так кто знает?
Сталкивались ли вы с некоторыми фанатами вашей фантастики среди модной публики?
Да, и это было действительно мило. Когда люди читают ваши работы, это всегда комплимент. Это особенно волнительно, когда тебе говорят об этом и ты носишь их платье.