Фон революционный – На революционном фоне

Содержание

На революционном фоне — Лехаим

Выставка «Некто 1917» в Новой Третьяковке, открывшаяся к 100‑летию октябрьского переворота, демонстрирует искусство, которое создавалось в России век назад.

Название взято из короткого сочинения Велимира Хлебникова «Взор на 1917 год», опубликованного в футуристическом сборнике «Пощечина общественному вкусу» (1912). Текст Хлебникова представляет собой перечисленные в столбик страны, и напротив каждой стоит дата гибели. На последней строчке написано: «Некто 1917». Считается, что конкретнее Хлебников не написал из‑за цензуры. Но такой же прогноз у него есть и в изданной в том же 1912 году книге «Учитель и ученик». Прогнозы Хлебникова, как известно, всегда сбывались. Поэтому выставка — о конце эпохи, о том, кто что делал в революционный момент.

При желании здесь можно найти и работы 1916 года, есть пара послереволюционных вещей, но подавляющая часть представленного в экспозиции искусства создана именно в год революции — и при этом, за редким исключением, революции не посвящена.

По поводу искусства времен революции существуют два главных стереотипа. Один — про русских авангардистов, якобы выражающих революционную идею, эксплуатируется последние лет 30 и не просто набил оскомину, но и в принципе неверен. Авангард родился и сформировался до революции, и да, многих художников, в том числе еврейских, увлекла идея справедливого переустройства мира, но политический и художественные процессы не слились в общий поток. На выставке в Третьяковке авангарда немного — ровно столько, сколько было в 1917 году, на фоне счастливого русского мира Кустодиева и пасторалей Серебряковой, страшных обличающих портретов Бориса Григорьева и работ художников «Бубнового валета». Супрематизм, абстракции выглядят на фоне традиционной живописи очень хрупкими, почти эфемерными, и как‑то бросается в глаза их нежизнеспособность в советских условиях — понятно, что и авангарду скоро придет конец.

Иссахар‑Бер Рыбак. Синагога в Шклове. 1917 Тель‑Авивский музей

Другой стереотип про революцию сформировался в советское время: где революция, там большевики, знамена и Ленин с протянутой рукой. Но это все стали рисовать позже. А эпоха обязательных выставок к очередной годовщине 7 ноября прошла. И хотя оценить события вековой давности до сих пор не каждый решится, можно попытаться взглянуть на них непредвзято. И показать реальный срез искусства тех времен.

В нем не было комиссаров и взятия Зимнего. Большевика, подчеркнуто гротескного, видим только у Кустодиева и Репина — его большевик отнимает хлеб у голодного ребенка. И Ленина никто не писал в 1917‑м. А писали, напротив, Керенского, персону исключительно популярную в среде творческой интеллигенции, и мы видим сразу два его великолепных портрета. Илья Репин — автор одного из них. В каталоге к выставке цитируется дневник Корнея Чуковского, увидевшего портрет в момент создания. «Керенский тускло глядит с тускло написанного зализанного коричневого портрета, на волосах у него безвкуснейший и претенциознейший зайчик. — Так и нужно! — объясняет Репин. Тут не монументальный портрет, а случайный, — случайного человека… Правда, гениального человека…»

Илья Репин. Большевик. 1918 ГК «Дворец конгрессов», Санкт‑Петербург

Второй портрет Керенского написал Исаак Бродский, учившийся у Репина в Академии. Обоим глава Временного правительства позировал в Зимнем дворце, в кабинете Николая II. Портрет Бродского писался летом 1917‑го, и, как тогда же заметил автору художник Гринман, Керенский здесь выглядит как адвокат, проигравший дело. Бродский все угадал. И переключился на победителей, кончилось все «Лениным в Горках», который, конечно, писан не с натуры, ведь и чехлы на мебели в бывшей морозовской усадьбе появились только после превращения ее в музей вождя. В лениниане своей Исаак Бродский выступает как чисто салонный художник, и нынешняя выставка, даже в отсутствие «лениных», не то что намекает на это, а прямо говорит.

Исаак Бродский. Портрет А. Ф. Керенского . 1917 Государственный центральный музей современной истории России (ГЦМСИР)

На одном из выставленных тут заказных портретов Бродского изображена супруга присяжного поверенного Зинаида Штильман, дама знойная, тучная, с родимым пятном во всю щеку — Бродский писал ее с другой, разумеется, стороны. Пять раз она была замужем и удостоилась внимания великого князя Дмитрия Павловича. Берт Янгфельдт в книге «Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг» пересказывает диалог между Зинаидой Штильман и Лилей Брик. «Однажды Лиля спросила у нее, правда ли, что она живет с мужчинами за деньги, и та ответила: “А что, Лиля Юрьевна, разве даром лучше?”» Все это легко считывается в портрете.

Исаак Бродский. Портрет Зинаиды Штильман. 1917–1918 ГЦМСИР

Бродского при этом вполне можно считать одним из главных героев нынешнего проекта благодаря собранной им коллекции живописи. Все тот же Чуковский, навестивший художника в 1926 году, писал: «Ах, как пышно он живет — и как нудно! Уже в прихожей висят у него портреты и портретики Ленина, сфабрикованные им по разным ценам, а в столовой — которая и служит ему мастерской — некуда деваться от “Расстрела коммунистов в Баку”».

В квартире той оказалось еще и превосходное собрание еврейских художников, пополнившее отдельный раздел выставки — «Шагал и еврейский вопрос». Впервые, кажется, на главной выставке сезона в главном музее страны еврейская тема выделена особо. И понятно, почему первым номером идет Шагал — наше все, самое яркое свидетельство революционного взлета еврейской культуры. Именно Шагал — как и Натан Альтман, и Иссахар‑Бер Рыбак, чьи пейзажи со старыми синагогами дал на выставку Тель‑Авивский музей, и Амшей Нюренберг, со своей писанной в Одессе почти дереновской «Старухой», пытались соединить древние религиозные традиции с открытиями современной живописи. Рядом с титульными вещами Шагала из ГТГ — «Венчанием» и «Над городом» — и парой его солнечных интерьеров мы видим самих художников, их лица — скульптурный автопортрет Альтмана (бронзовая «Голова молодого еврея»), автопортрет Арона Ржезникова, ученика Фалька и Штеренберга, погибшего в 1943‑м, и совершенно «сезанистский» автопортрет самого Фалька, который в 1917 году участвовал в выставке художников‑евреев, а чуть позже вошел в художественную секцию Культур‑Лиги.

Амшей Нюренберг. Старуха. 1917 Историко‑краеведческий и Художественный музей (Тула)

Фалька довольно много на выставке — его аскетичный натюрморт, например, можно увидеть рядом с «Селедками» Давида Штеренберга. Здесь вообще заметны еврейские художники. Гуляя по экспозиции, вы наверняка оглянетесь на «Даму с лорнеткой» Александра Осмеркина — это портрет пианистки Иды Хаас.

Но именно в «шагаловском» зале мы видим, как, вырвавшись в большой мир, на языке современного им искусства еврейские художники попытались сказать о сокровенном. Здесь висит знаменитое «Еврейское кладбище» Шагала из Центра Помпиду — картина, созданная на исходе 1917‑го, когда Марк Шагал с семьей после Октября вернулся в Витебск. На картине мы видим кладбищенский портал — тема, вообще говоря, довольно обычная для символистов или романтиков. Но тут, по свидетельствам, писано с натуры. Текст из книги пророка Иезекииля, который автор вывел на фронтоне: «Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших и выведу вас в землю Израилеву…» (Иез., 37:12, 14), вполне может отсылать не только к революции, но и к декларации Бальфура. Письмо британского министра иностранных дел, поддерживающее вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа, было подписано 2 ноября 1917 года, когда художник еще не мог знать, что обещание окажется таким же обманом, как лозунги большевиков.

www.lechaim.ru

Власов Л.В. * Междоусобная война в Финляндии на фоне революционных событий 1918 года * Книга |

Власов Л.В. Междоусобная война в Финляндии на фоне революционных событий 1918 года. 2009

ссылка для скачивания

307 стр.

Файл pdf (с OCR).

Размер 9,1 мегабайт.

Это книга совершенно противоположна по своей позиции той, которую я выложил несколько дней назад.

Это было бы не было проблемой, если бы не то обстоятельство, что в этой книге представлена концепция финской революции и Гражданской войны, давно уже отвергнутой финскими историками. То есть старая концепция 20-30-х годов о том, что события 1918 года были Освободительной войной против русского господства (только теперь уже красного).

В 2009 это крайний анахронизм, потому что сами финские историки и именно в литературе, вышедшей в канун и в год 90-летия тех событий убедительно показали, что имел место внутренний острый социальный конфликт, в котором русский фактор не играл существенного влияния. Более того, только в последние годы историки раскопали, что имела места негласная поддержка белых финнов со стороны русских офицеров — особенно в части поставок оружия белым — что было решающим фактором вообще-то. Этот факт крайне противоречит всей мифологии Освободительной войны и поэтому довольно долго откровенно скрывался.

Ровно так же автор ловко умалчивает обо всем эпизоде с проектом приглашения немецкого принца на трон королевства Финляндского, крайне преувеличивает разногласия между фон дер Гольцем и Маннергеймом, умалчивает о финских притязаниях на Русскую Карелию.

Про расправы белых с русским населением на Юго-Востоке он все-таки пишет, но, опять же, старается не заострять тему белого террора против разгромленных красных.

Это не вызывает удивления, учитывая:

Леонид Васильевич ВЛАСОВ (1926 г.)
профессор, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств. Член международного сообщества
писательских союзов и финского элитного “Миккели клуба”. Член Георгиевского союза России.
Единственный русский биограф (из 6000 зарубежных) маршала и Президента Финляндии К.Г.Э. Маннергейма.

При этом автор книги признает, что не владеет финским языком!

Тем не менее это чуть ли не единственная книга на русском языке, вышедшая после распада СССР, посвященная событиям 1918 года в Финляндии.

Есть еще одно обстоятельство, на которое нужно обратить внимание. В книге уделяется большое внимание деятельности в Финляндии полковника Михаила Степановича Свечникова. В современной попс-истории Свечников, как известно, руководитель некоего таинственного спецназа, который обеспечил успех большевиков при свержении Временного правительства (залипуха, которая отражена даже в русской Википедии), у Власова он — руководитель красными в финской Гражданской войне. Власов, почти не скрывая удовлетворения, сообщает в конце книги, что Михаил Степанович был казнен во время репрессий 1937-го года.

Вообще автор очень много пишет на посторонние темы, не связанные с названием книги, но которые должны подчеркнуть еще большую злодейскую сущность Советской России и русских коммунистов.

Тем не менее, повторюсь, при крайней скудости литературы по данной тематике на русском языке (на финском, конечно, ее много и высокого уровня), эта книга имеет некоторую познавательную ценность, хотя относится к ней нужно как минимум внимательно, отделяя факты от суждений автора.

Поделиться ссылкой:

Записи по схожей тематике:

rabkrin.org

Неизвестный 1917-й. Накануне революции в Симбирске бились за сахар и страдали вензаболеваниями

Симбирск – родина вождя мирового пролетариата, родина Великой Октябрьской революции. Она возникла не спонтанно, волнения в городе начались задолго. Забытые, а для многих ульяновцев совершенно неизвестные подробности жизни симбирян накануне глобального события мирового масштаба — в нашем материале.

Ещё летом 1916 года в самом центре нашего города на базаре войска стреляли в народ. Волнения начались… из-за сахара, его катастрофически не хватало.

Как раз в это время симбирянки занимались заготовками на зиму, без сахара было просто не обойтись. Кстати, варка варенья в Симбирске иногда приводила к пожарам. Считается, что тот самый знаменитый пожар 1864 года произошёл из-за того, что варили варенье, по неосторожности огонь перескочил на строения и пошёл гулять по городу.

Дефицит сахара и взвинчивание цен торговцами так взбудоражили народ, что 4 июля 1916 года люди стали громить лавки. На тот момент губернатор Александр Ключарёв был в отъезде. Принял меры вице-губернатор Николай Леонович Шишков: были вызваны войска, которым дали приказ стрелять в людей.

Две женщины и мужчина-дворник оказались убитыми, а девять человек от 8 до 72 лет получили ранения. Пострадали в основном женщины, дети, старики. В городе на следующий день был введён комендантский час, в изданном вице-губернатором Обязательном постановлении девять раз употреблялось слово «воспрещается»…

Шишков лично посетил раненых в больнице и провёл совещание, чтобы выработать «более целесообразные способы снабжения населения сахаром», но категорически запретил в симбирских и самарских газетах публиковать материалы о случившемся. Однако шила в мешке не утаишь. В документах канцелярии симбирского губернатора подшито письмо некоего священника из Крестовых Городищ (тогда Самарской губернии), который писал симбирским властям:

«Обыватель жрать хочет, а от него питание прячут. Морды бить купцам и грабить их заставляет голод обывателя. Не обыватель виноват, что залез в лавку силом к купцу, и не его надо было ловить и губить, а полиция виновата в том, что не обуздала алчность купца и не предупредила сокрытия питания», – рассказывает ведущий архивист Государственного архива Ульяновской области Антон Шабалкин.

Интересно, что в своём дневнике известный литератор, военный юрист, коллекционер Александр Владимирович Жиркевич, который с 1915 г. по 1926 г. проживал в Симбирске-Ульяновске, фиксирует, что во многом это было вызвано тем, что дефицит сахара создали искусственно, и этому способствовали купцы, чтобы поднять цены.

5 июля 1916 года он записал: «В воздухе пахнет новым погромом. Конечно, нельзя допустить безобразий и самоуправства черни. Но, с другой стороны, что же сделали Ключарев и Со для того, чтобы обуздать грабителей-купцов и уменьшить их аппетиты?».

А 7 июля Жиркевич с грустью предрекал: «Боюсь, что мои предположения начинают оправдываться, и война, чем бы она для нас ни кончилась – победой или поражением, – разрешится вспышкой революции, которая сметёт бюрократию, но вместе с тем уничтожит много памятников культуры… И во мне крепнет убеждение, что Родина моя – на краю гибели».

Тогдашние «силовики» тоже видели, что ситуация обостряется. Например, 10 июля 1916 года начальник Симбирского губернского жандармского управления извещал о возможных беспорядках во время призыва в армию ратников ополчения: «…Могут возникнуть нежелательные эксцессы. Мотивом к этим беспорядкам послужат – крайняя дороговизна предметов первой необходимости и недостаток некоторых съестных продуктов, а также, что призывом отрываются последние рабочие руки в самое горячее рабочее время».

Но не только экономическая ситуация не устраивала народ. По оценкам Симбирского губернского земства, меньше 4% крестьянок были грамотными. Это наглядно видно на диаграмме, составленной в 1911-1912 годах.

Симбирская губерния «лидировала», входя в первую тройку по венерическим заболеваниям среди всех регионов Российской империи.

Так получилось, что в Симбирске на момент Февральской революции не было сильной административной власти, потому что до этого правивший с 1911-го по 1916 год губернатор Александр Ключарёв срочно уехал из губернии. Поскольку он во многом способствовал продвижению последнего царского министра внутренних дел Александра Дмитриевича Протопопова «наверх», последний выхлопотал Ключарёву хлебное место председателя Комитета по беженцам. Из Симбирска Ключарёв отъехал настолько срочно, что даже не все вещи успел вывезти. И только в 1918 году заметили, что целый вагон с вещами бывшего губернатора стоит на одном из запасных путей железной дороги (примерно около нынешнего старого вокзала). Такая заметка была в местной газете.

Нового губернатора князя Михаила Алексеевича Черкасского назначили в ноябре 1916 года, но приехал он в Симбирск только 21 декабря, накануне 1917 года. Фактически он успел вникнуть в дела только к началу революции, когда противостоять ей было уже невозможно. На выставке Госархива «Симбирская провинция в эпоху Великой Российской революции» представлено письмо Черкасского вице-губернатору Шишкову, где он сообщает время своего приезда и просит не устраивать торжественной встречи на вокзале. Причём письмо даже не машинописное, а написанное от руки, что очень скромно для князя и губернатора. В местной газете «Симбирянин» сразу же на следующий день 22 декабря вышла заметка по поводу приезда нового начальника губернии.

И в земском самоуправлении Симбирска власть тоже пошатнулась, потому что возглавлявший губернское земство Николай Фёдорович Беляков последовал примеру Протопопова и Ключарёва, ему тоже предложили местечко в столице, и он в 1916 году покидает Симбирск. А его заместителей буквально «выкашивает» какой-то злой рок. Барон Христофор Геннадьевич Штемпель отправляется на фронт, которому земство оказывало помощь в виде обмундирования и питания, где он заболевает и умирает. Другой член земской управы, Михаил Амандович фон Ренкуль, попадает в Карамзинскую колонию душевнобольных, через какое-то время его выписывают, но он тоже вскоре умирает.

И получается, что власть согласно распоряжению Временного правительства надо передавать главе Земской управы, а от верхушки дореволюционной управы остаётся только Фёдор Александрович Головинский, который был всегда на вторых-третьих ролях. И вдруг на него обрушивается власть над целой губернией. Он был к этому совершенно не готов.

Последний губернатор князь Михаил Алексеевич Черкасский передал дела 6 марта 1917 года Головинскому. И оба, как и всё чиновничество губернии, принесли присягу («клятвенное обещание») на верность Временному правительству. Эти документы тоже представлены в экспозиции.

Собственно, в Симбирске к Февральской революции оказались неподготовленными очень многие. Местные партии были слабыми. Сильного рабочего класса также не было.

Продолжение следует.

На фоне революционной эйфории / Non-fiction / Независимая газета

Война и некомпетентность Временного правительства привели к распаду Российской империи

Рига, середина нулевых… Фото Екатерины Богдановой

Автор книги – латвийский политик, депутат Сейма Латвии и лидер социал-демократической партии «Согласие» Янис Урбанович. Название – «Как создавали Латвию. 1917» – обращает на себя внимание русского читателя в первую очередь потому, что отношение к событиям того года уже давно определяет не только политическую ориентацию, но даже само мировоззрение русских людей. Поэтому всякое подкрепленное документально свидетельство того года имеет высочайшую ценность. Кроме того, Латвия – пограничное с Россией государство, значительную часть населения которого составляют этнические русские, и это также вызывает интерес русского читателя.

Книга Яниса Урбановича посвящена тому событию, которое автор считает центральным и определяющим в истории Латвии. Это состоявшийся 26–27 апреля 1917 года съезд латышей Латгалии (Первый Латгальский конгресс), который, по мнению Урбановича, «стал первым шагом к созданию независимой Латвии» и заложил фундамент «для дальнейшего строительства латвийской государственности».

Автор кратко и точно описывает тогдашнее состояние территорий, ставших впоследствии независимой Латвией, – значительные земли на западе оккупированы Германией, фронт проходит недалеко от Риги, наибольшие предпосылки для национального развития наблюдаются в Латгалии, наиболее восточной части Латвии, входящей в состав Витебской губернии Российской империи. Уже в марте 1917 года на фоне революционной эйфории, охватившей все российское общество, начинают действовать сторонники национального самоопределения Латгалии, и при этом сразу формируются два противоположных взгляда на это самоопределение.

Янис Урбанович. Как создавали Латвию. 1917: конгресс в Резекне, с которого началась история Латвийской Республики. – Рига: Балтийский форум, 2017. – 160 с.

Первая точка зрения состояла в необходимости автономии латгальских уездов Витебской губернии и выделении их в отдельную губернию. Ее поддерживал и развивал офицер русской армии, писатель и публицист Францис Кемпс. Противоположная идея заключалась в объединении всех латвийских земель: Латгалии, Лифляндии и Курляндии в единую автономию в составе России, ее поддерживал католический священник Францис Трасунс. О независимости Латвии речь еще не шла.

Янис Урбанович уделяет немало внимания личностям Кемпса и Трасунса, описывает их жизнь, взгляды, рассказывает об их судьбе уже после 1917 года, в том числе и о трагических последних годах жизни Франциса Кемпса, сосланного в 40-х годах в Сибирь. Автором показана предопределенность событий съезда в Резекне, где верх одержали сторонники Франциса Трасунса, а также то, что объективно обе соперничавшие политические группы вели к одному – к независимой Латвии, пусть даже вначале и не было таких заявлений.

Особую ценность книге придает обширный документальный материал: фотокопии важнейших документов, в том числе резолюции Первого Латгальского конгресса, письма Временному правительству от Латгальского временного земского совета, возглавляемого Францисом Трасунсом, многочисленных фотографий участников событий и различных мест, связанных с историей того года в Латвии. Интересны главы, в которых, как представляется, раскрывается личное отношение Яниса Урбановича к событиям столетней давности в Латвии. Это, например, глава о Католической церкви в Латвии и стремлении латышей добиться создания единого Латышского епископства. Это также и места книги, где рассказано о достаточно бесплодной истории взаимоотношений лидеров латвийского национального движения с Временным правительством. Прежде всего обращает на себя внимание некомпетентность Временного правительства по отношению к Латвии, более того, неспособность как-либо позитивно влиять на события, особенно проявившаяся в начале сентября 1917 года, когда немецкая армия провела успешное наступление на Ригу.

Внимания заслуживает также отношение Яниса Урбановича к событию, ставшему отправным пунктом всех потрясений 1917 года, а именно к отречению Николая II. Автор считает, «что невольно напрашивается вывод, что на самом деле в России произошел государственный переворот, которому пытались придать видимость законности». Собственно, произошел эпохальный перелом, который привел к распаду Российской империи. Как пишет Урбанович, «в борьбе законностей побеждает сильнейший». Легитимность образования независимой Латвии, таким образом, может рассматриваться лишь в контексте происходивших событий: незаконности государственного переворота в феврале 1917 года, некомпетентности и слабости Временного правительства, нарастающей агрессии со стороны Германии, наконец, утраты власти Временным правительством. В этих условиях Латвия могла сохраниться как этнокультурная общность, лишь став независимым государством. Аспекты же государственного строительства в Латвии столетней давности особо важны для Яниса Урбановича, современного политика, ищущего пути для Латвии нынешней. А для нас, русских, это особый урок того, как важно знание и понимание проблем национальных меньшинств в многонациональном государстве.

Остается добавить, что книга написана ясным литературным русским языком, легко читается, не засорена длиннотами и содержит все необходимое и достаточное для читателя, интересующегося как историей Латвии, так и историей 1917 года вообще.

www.ng.ru

На фоне революционной эйфории / / Независимая газета

Война и некомпетентность Временного правительства привели к распаду Российской империи

Рига, середина нулевых… Фото Екатерины Богдановой

www.ng.ru

Революционный возраст • ru.knowledgr.com

Революционный Возраст был американской радикальной газетой, отредактированной Луи К. Фрайной, и издал с ноября 1918 до августа 1919. Первоначально публикация Местного Бостона, Социалистической партии, бумага развилась в фактический национальный орган Левого Профиля крыла Социалистической партии, которая боролась за контроль Социалистической партии в течение весны и лета 1919 года. С учреждением Национального совета Левого Крыла в июне 1919, бумага была перемещена от Бостона до полученного статуса Нью-Йорка как официальный голос возникающего американского коммунистического движения. Публикация была закончена в августе 1919, замененная официальным органом новой коммунистической партии Америки, еженедельная газета, известная как коммунист.

История публикации

Фон

В течение десятилетия 1910-х Бостон был в это время один из центров федераций иностранного языка Социалистической партии Америки — организованные группы иммигрантов, проводящих их действия на языках кроме английского языка. Многие из этих групп иностранного языка, особенно те, которые родом из Российской империи, были глубоко вдохновлены марксистским революционным движением, которое свергло Царский режим в 1917. Этот появляющийся революционер уехал в Социалистической партии разыскиваемый, чтобы продвинуть ее идеи посредством учреждения радикальных газет.

Непосредственный предшественник Революционного Возраста был газетой под названием New International, выпустил n Нью-Йорк под покровительством социалистической Пропагандистской Лиги. Эта бумага была начата в начале 1917, но исчерпала фонды к лету, вызвав его прямую приостановку с середины июля до начала октября 1917. Только несколько нерегулярно появляющихся проблем New International были выпущены после той даты из-за этих продолжающихся финансовых проблем, оставив пустоту для появления новой революционной социалистической публикации.

В начале 1 918 революционных социалистов, которыми управляют, чтобы приобрести контроль большинства над Местным Бостоном, Социалистической партией, с влиятельной бостонской Латышской социалистической Федерацией, функционирующей как ведущий центр движения. Комитет по Бостон-Сити принял решение принести редактору New International Луи Фрайне от Нью-Йорка до Бостона, чтобы взять на себя ответственность за партийную образовательную работу от того центра. К концу года новая публикация появилась, вышла с Местным Бостоном, оказывающим экономическую поддержку и с образовательным директором Фрайной у руля. Эта публикация была известна как Революционный Возраст.

Учреждение

Во время его запуска ноября 1918 Революционный Возраст, как намечали, появится три раза в неделю, хотя должный к финансовым ограничениям, бумаги так и не смогли выйти более двух раз каждую неделю, и он был скоро понижен к более типичному еженедельному статусу.

Присоединяясь к Fraina, поскольку младшим редактором был ирландско-американский радикальный Идмонн Макэлпайн. Среди пишущих редакторов были Скотт Ниринг, Джон Рид, Людвиг Лоре, и сенатор Кэтаяма, а также Николас Хоервич и Грегори Вайнштейн российской социалистической Федерации.

Первая проблема Революционного Возраста казалась датированной суббота, 16 ноября 1918 — спустя меньше чем одну неделю после формального завершения Первой мировой войны. Первая полоса бульварной публикации газетной бумаги была во власти предупреждения заголовка-шапки против продолжения войны как военное вмешательство против советской России. Дополнительный материал был посвящен продолжающейся революции в Германии, таким образом гарантировав, что целое содержание проблемы соответствовало лозунгу, напечатанному на топе мачты публикации — «Хроника и Интерпретация Событий в Европе». Указанная на обложке цена бумаги составляла 2 цента за проблему.

Отношения с левым профилем крыла

После встречи Конференции по Национальному Левому Крылу в Нью-Йорке в конце июня 1919, Революционный Возраст назвали официальным органом Левого Профиля крыла Социалистической партии. Публикация была слита с органом Левого Профиля крыла Большего Нью-Йорка, нью-йоркский коммунист и операции впредь проводились из офиса, расположенного на 43 29-х Вест-Стрит в Манхэттене. Новый объем публикации, «Том 2», был начат вместе с движением.

Бумага продолжала редактироваться Луи Фрайной, которому помогает руководящий совет 11. Обращение объединенной публикации составило в среднем 16 000 копий в неделю, согласно отчету Комитета Ласка, основанного в 1919 Сенатом штата Нью-Йорк, чтобы изучить действия радикального движения в том государстве.

Завершение и наследство

23 августа 1919 последняя проблема Революционного Возраста появилась. За бумагой следовали органы двух новых коммунистических партий, основанных в Чикагских соглашениях в течение первой недели сентября — коммунистическая партия Америки и коммунистическая Лейбористская партия Америки.

Имя Революционный Возраст использовалось снова в 1929 в качестве названия американской коммунистической газеты так называемой коммунистической партией (Majority Group), возглавляемая Джеем Лавстоуном. Группа Лавстоуна, который включая таких ветеранов Левого Профиля крыла Бенджамин Джитлоу и Бертрам Д. Вольф, приняла решение воздать должное оригинальной более ранней публикации, выбрав то же самое название их собственного официального органа.

Сноски

См. также

Англоязычная пресса коммунистической партии США

Классовая борьба (журнал)

Внешние ссылки

ru.knowledgr.com

Ранние советские плакаты 1917 — 1920

Всё-таки удивительная вещь — ранний советский плакат. Прекрасный стиль художественного исполнения удачно закреплен идеологическим содержанием. Хорошо понимаю коллекционеров, ценящих плакаты именно этого периода и не только потому, что их осталось очень мало, хотя это, как известно, значительно поднимает цены на такие раритеты. Знаю, что коллекционеры ранних советских плакатов могут часами их рассматривать, получая удовольствие от работы талантливых художников, вложивших душу в свои творения.

И потом, не показалось ли вам, господа, что многие из представленных здесь плакатов актуальны и по сей день? Нужно только несколько видоизменить облик героев «работающих на благо» Родины сегодня.

В наше время такие рисованные плакаты не встретишь — цифровая компьютерная эпоха породила такие же бездушные цифровые изображения, сварганенные набитой рукой цифрового графика.

Теперь главное средство пропаганды — телевизионный зомбоящик, подавляющий зрителя цветастой развлекающей продукцией, цементирующей идеологические репортажи и установки.

А плакатами теперь стали называть воспроизведённые типографским способом фотографии салюта непременно на фоне Храма Василия Блаженного или броские снимки царя-батюшки в окружении спортсменов.