Авторы классики: Авторы классической литературы

Содержание

Михаил Булгаков Мастер и Маргарита в списке 100 лучших книг всех времен


Увеличить
Автор: Михаил Булгаков
Оригинальное название:Мастер и Маргарита
Метки:Философия, Сатира, Роман, Мистика, Магический реализм, Классика
Язык оригинала: Русский
Год:
Входит в основной список:Да
Купить и скачать: Купить и скачать книгу >>>
Скачать:
Читать: Читать Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита» >>>
Авторские права: Все права на все книги на этом сайте безусловно принадлежат их правообладателям. Если публикация книги на сайте нарушает чьи-либо авторские права, об этом и она будет немедленно убрана из публичного доступа

Описание:

«Мастер и Маргарита» — итоговое произведение выдающегося отечественного прозаика и драматурга Михаила Афанасьевича Булгакова.

Обещание, содержащееся на страницах книги — «ваш роман вам принесет еще сюрпризы», — оправдалось вполне: написанный Мастером провидческий роман о дьяволе, пожалуй, явился одной из самых загадочных, удивительных и самых читаемых книг XX столетия! Многие слова и выражения из этого произведения вошли в современный лексикон, а персонажи своею реальностью затмили действительно существующих граждан.

Цитата:

« Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй — плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке — был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его — поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, — никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита» полный текст >>>

»
  Самое любимое произведение. Первый раз прочитала лет в 15. Очень нравится стиль Булгакова, его сатира, я бы даже сказала некоторая стебность. Пережила море эмоций в процессе чтения, иной раз смеялась до слез. Перечитывала раз 8, если не больше. Каждый раз открываются новые грани, отсылки к определенным истрическим событиям и личностям. Искренне завидую тем, кому предстоит прочитать этот роман в первый раз (конечно для тех, кто на той же волне и ощутит его так же как я). В моем окружении есть люди, которые пробовали читать, но не пошло. Они не понимают, что в нем такого интересного, а есть, те кто также как и я в полнейшем восторге, и для них этот роман — любимое произведение, чему я очень рада.

Все отзывы >>>

Добавить отзыв 

Сообщить об ошибке
Место в списке: 1
Баллы: 17019
Средний балл: 1.
72

Проголосовало: 9852 человека
Голосов за удаление: 1054

4311 человек поставили 5

434 человека поставили 4

793 человека поставили 3

272 человека поставили 2

587 человек поставили 1

193 человека поставили -1

197 человек поставили -2

3065 человек поставили -3

Классики русской литературы стали жертвами авторов книг-антибиографий — Российская газета

В редакцию «Российской газеты» пришло возмущенное — пожалуй, даже через край! — письмо замечательного поэта Юнны Мориц. Повод — выход очередной книги скандально прославившейся Тамары Катаевой «Отмена рабства. Анти-Ахматова-2».

В аннотации книги говорится: «Тамара Катаева — автор четырех книг. В первую очередь, конечно, нашумевшей «Анти-Ахматовой» — самой дерзкой литературной провокации десятилетия. Потом появился «Другой Пастернак» — написанное в другом ключе, но столь же страстное, психологически изощренное исследование семейной жизни великого поэта. Потом — совершенно неожиданный этюд «Пушкин. Ревность». И вот перед вами новая книга. Само название по замыслу автора отражает главный пафос дилогии — противодействие привязанности апологетов Ахматовой к добровольному рабству».

Как же мы научились играть словами! «Самая дерзкая литературная провокация десятилетия», «неожиданный этюд», «психологически изощренное исследование семейной жизни великого поэта»… А что на самом деле?

По образованию Тамара Катаева — детский врач-дефектолог. Сменила несколько профессий и однажды обнаружила в себе талант писателя. Талант действительно имеется. «Тамара Катаева научилась писать хорошо. Замечательно хорошо! Читаешь — не оторваться…» — пишет о ней известный петербургский критик Виктор Топоров. Другое мнение высказывает литературовед Мария Елифёрова: «Вот оно что! Дефектолог! Понятное дело, она на нахождении дефектов сдвинулась. Точно так же, как Фрейд работал с сексуально озабоченными невротиками и думал, что весь мир такой — поэтому будто бы и религия выводится из невроза. Ну что сказать… Профзаболевание…»

У серьезных филологов книги Катаевой обычно не вызывают сильных эмоций. У филологов принято обсуждать интимную жизнь писателей в узком кругу, вне публичных текстов. Этого негласного и очень верного закона придерживались все десятилетия советской власти, а до 1917 года это диктовалось элементарной моралью. Но вот в лихие 90-е годы возник искус смешения жанров. Стали появляться так называемые антибиографии: смесь документальных источников и мещанских размышлений на тему «все не без греха».

Понятно, что не без греха, и великие люди с этой точки зрения уязвимы не менее и даже, пожалуй, более, чем простые смертные. Но главное — заглянуть в спальную комнату Пушкина и Тургенева или полюбопытствовать зависимостью Ахматовой и Пастернака от советских спецслужб куда соблазнительней и гораздо выгодней, чем заниматься подноготной какого-нибудь Петровича из соседней квартиры.

Вопрос в том, имеем ли мы право? И как культурное сообщество должно на это реагировать? Осталось ли вообще в России культурное сообщество, большая группа людей, способных дать единодушный ответ на «дерзкие провокации»?

Публикуя гневное письмо поэта Юнны Мориц, мы попытались найти ответ на этот вопрос и попросили прокомментировать ситуацию ряд уважаемых писателей, филологов, работников культуры. И вот оказалось, что хотя в неприятии современной тенденции ниспровержения классиков они единодушны, однако подходы к этой проблеме у них довольно разные.

Дефекация дефектолога К.

Европейские террористы, холеные дети успешной буржуазии прошлого века, перед тем, как похитить и убить знаменитого человека, в припадке протеста в собственном доме испражнялись на обеденные столы, на крахмальные скатерти, в хрустальные вазы. Террор в переводе — страх и ужас, для него человечество — отхожее место, сегодня отхожее место террора — русская классика. Дефектолог К. с дефективной речью испражняется на великую Анну Ахматову. И этот акт дефекации дважды лихо вписан в помойку сейчасных литсобытий — издается, пиарится портретами Анны Ахматовой в тесной близости с портретами дефектолога К.

«Начитанный дефектолог», испражняя свою могучую эрудицию, вовсю лихует и лихо разоблачает мои стихи, полагая, что их написала Анна Ахматова. Дефекация дефектолога с дефективной речью — нескончаема, выходит вторая вонючая куча «Анти-Ахматова-2». Лидия Чуковская и Анна Ахматова капитально приватизированы, с ними «ведет полемику» размороженный отморозок, призывающий от имени «всех» срочно зачистить русскую классику от «психопатки» и «приспособленки» Анны Ахматовой, чтобы она не портила «общественный вкус». Серп для обрезания и молот для наркоза — отдыхают!..

В интервью на замечание о том, что, будь Ахматова жива, она подала бы в суд за оскорбление личности, за клевету и ложь в слове «приспособленка», дефектолог К. отвечает безразмерно бесстыжим вопросом: «А как можно доказать, что человек не приспособленец?»

Ждите ответа!.. От Анны Ахматовой… На вопрос: а как можно доказать, что русская классика — не отхожее место?..

Юнна Мориц

«Великие русские авторы — это такое семейство Кардашьян»

Мне кажется, что у вас в книгах — не только в этом романе, но и в серии, которая начинается с «Детей ворона», и в книгах про полковника Зайцева — совершенно выдающийся Петербург и Ленинград. И это тоже прямое продолжение литературного мифа. Насколько важно для вас, что Петербург — это не только место, где вы родились, учились, но ещё и город, про который литераторы много чего измыслили?

Очень важно. Для образованных петербургских юношей и девиц книга Анциферова «Душа Петербурга» — это практически обязательное чтение. Она прочитывается и выучивается в детском возрасте. К этому мифу я отношусь совершенно осмысленно, как и многие в Петербурге. С ощущением радостного и гордого долга. Долга наслаждения и желания его продолжать, потому что, конечно, это миф, который… Какие у нас ещё остались мифы, которые не противны, не захватаны, не превращены в парады из папье-маше? Миф Петербурга — это как раз такой русский миф, который власть почему-то никогда не пыталась сделать своим. Может быть, поэтому он остался таким личным. Как раз для питерских людей — лично прочувствованным. Мы же все больные на всю голову в смысле краеведения. Я ребёнком занималась в секции краеведения в Аничковом дворце. Мы делали доклады, устраивали детские конференции. И мы любим город со всеми его клоаками, трущобами, страшной правдой о Блокаде. Видимо, это миф, который уже превратился отчасти в живое существо. Да, у меня к этому абсолютно сознательное отношение. Что такое «петербургский миф» — я прекрасно представляю, знаю в деталях и, конечно, рефлексирую на тему, как его продолжать, как этот миф живёт сейчас. Пытаюсь вплести своё слово. С отчётливым пониманием того, что мои книги тоже часть этого мифа, я тоже его складываю. Когда мои книги забудут, у них всё же гарантированно сохранится маленький такой индекс упоминаемости — в узкой теме «миф Петербурга в литературе начала XXI века». Навечно и научно любящие свой город питерцы не дадут мне совсем потонуть в Лете, не сомневаюсь. Пусть и на какой-нибудь детской конференции по краеведению. Нормально, меня устроит.

Недавно на сайте «Горький» вышло интервью с исследователем Достоевского Александром Криницыным, где он говорит, что Достоевский, вообще-то, всегда пишет про себя. Вот он пишет: «Человек всё время мечется между абсолютным добром и тотальным злом». На самом деле это означает — «Я, Достоевский, всё время мечусь между абсолютным добром и тотальным злом». Но дальше этот образ человека — как образ именно русского человека — оказался невероятно востребованным в Европе. Европейскому читателю оказалась близка мысль, что русские — они такие сумасшедшие, страшные, способные на любое преступление, постоянно низвергающиеся в какие-то бездны, зарубающие старушек топором. То есть, возможно, если не сам мир, в котором мы живём, то восприятие этого мира глазами значимого для нас Другого было напрямую спроектировано Достоевским.

Я согласна, что Достоевскому мы обязаны экспортным вариантом русской души. Он до сих пор преломляется в поп-культуре. Как ни откроешь детективный роман, обязательно самый лютый маньяк ведёт своё происхождение из России. И чем спокойнее и благополучнее страна, тем с большей вероятностью у самого большого злодея русские корни или он прямиком из России. Тоже наш экспорт, не только нефть и балет. В западной социальной культуре табуированы внешние проявления агрессии и вообще открытое проявление сильных, отчётливых чувств, и, наверное, за этим мы и нужны. Хорошо помню, как я работала в семинаре в Лондоне — и от меня с тихой радостной надеждой каждый день ждали, что я вскочу на стол и, щёлкая сапогами, станцую mamushka. Ну или как-нибудь живописно напьюсь vodka хотя бы. Это было мило. Но вот если мы возьмём Америку, то для её поп-культуры русские — это ещё такие холодные невозмутимые сверхлюди с рыбьим взглядом: для американцев с их улыбками и обнимашками мы выглядим не так, как для шведов, которые не сидят сейчас на карантине, потому что у них и так всегда была и есть двухметровая социальная дистанция, и без ковида. Вот для шведов, для англичан мы да: водку хряпнул, на стол вскочил, рубаху рванул, а потом кинулся рыдать. Возвращаясь к вопросу о том, живём ли мы сами в их текстах, например в текстах Пушкина? Нет, конечно. Увы. Пушкин всё приводит к какой-то утешающей гармонии, даже самую страшную жесть и кровищу, любую муть, «мальчиков кровавых в глазах» в «Борисе Годунове». Даже на уровне слова, на уровне рифмы, на уровне какого-то строя. На самом деле этого в русской жизни нет. Я бы хотела жить в реальности «Капитанской дочки», где «русский бунт, бессмысленный и беспощадный» всё равно кончается свадьбой аркадских пастушков на верхушке марципанового торта.

Классики фэнтези, которых Time забыли в списке «лучших» | Блоги, Книги

На прошлой неделе в журнале Time опубликовал свой список 100 главных книг в жанре фэнтези всех времен. В его составлении принимали участие Джордж Мартин, Нил Гейман, Саба Тахир, Марлон Джеймс, Н.К. Джемисин, Томи Адейеми, Диана Гэблдон и Кассандра Клэр.

При всём авторитете составителей списка, многие читатели справедливо отметили, что немало важных для фэнтези произведения не вошло в него. Мы попробуем немного восстановить справедливость — выпускаем собственное скромное дополнение. В него вошли 18 легендарных авторов, каждый из которых, на наш взгляд, заслуживает место в списке важнейших писателей, работавших в жанре фэнтези.

Слушайте также